Есть за что умирать

Олег Бобров. Хан-Тегри. гл.7

Анир, как всегда, встречала утро у могилы Магира. Сейчас, смахнув привычно пыль с камня, она села и задумалась. И пусть простит ей  Аллах, но сейча, мысли правительницы были так далеки от повседневных забот.

Она сейчас почему то думала о своем госте,  о шиите-убийце, который так странно возник в жизни ее  и так же странно исчез. Несшая на себе бремя правления вдова солгала бы себе, сказав, что этот человек не коснулся ее сердца. И это было дико понимать ей самой.

Кто он ей? Что в нем  такого, что отличает его от других? Она должна носить траур, еще полвесны. Вернется ли он, встретится ли суждено им?

А природа, женское сердце,  неистребимый зов жизни требовали своего.

И когда поняв, что мысли ее становятся  уж  слишком грешными для правительницы — вдовы,   Анир  шепотом обругала себя  и встала , чтобы уйти. В этот момент, словно   вынырнув из стены,  появился человек,  о котором думала она,  и произнес своим обычным равнодушным голосом:

– Я приветствую тебя, сиятельная хатун!  Беда идет в долину Баянкола. Спасай город, хатун Анир! Армия сельджуков в трех днях пути. Войско их насчитывает не менее пяти тысяч человек. Я сумел их задержать,  устроив  в ущелье завал из камней. Надолго  он врага не задержит, но будет время приготовиться к бою.

Анир глянула на него, и взгляд этот был красноречивей всяких слов.

Правительница, дочь века своего, чей отец, дед и прадед провели большую часть жизни в войнах, не привыкла опускать руки в беде.

Хатун,  чуть  улыбнулась Нурсултану:

– Благодарю тебя! Мы примем бой! Пока я живу, мой край не станет ничьей добычей!  А сейчас  идем!

Через  некоторое время Хан-Тегри напоминал муравейник, в который сунули горящую головню. Только в отличие от насекомых жители города суетились не в страхе, а просто совершая то, что должны совершать привыкшие к опасности люди, готовясь к встрече  со смертельно опасным врагом.

Жившие в долине люди стекались под защиту городских стен, сгоняли скот, ввозили телегами  продовольствие.

Пересматривался арсенал, звенели кузницы, велся подсчет припасов, гул множества голосов, топот коней. Команды, разговоры.

Анир отдавала распоряжения негромко, но приказы ее выполнялись мгновенно.

Нурсултан с согласия  правительницы  оглядывал доспехи и оружие, несмотря на  то  что воины  смотрели на него с некоторым удивлением.    Все прекрасно знали: чтобы пустить кого–то  в помещение, содержащее оружие, нужно полное доверие и распоряжение либо амира, командующего войском, либо  самой правительницы,  чья осторожность  в отношениях с людьми  была известна всем и каждому.

Амир, поседевший в битвах, ходивший в походы еще с отцом Анир,  Алп — Тегином,  понял сразу, что незнакомец оружием владеет так, словно родился с клинком в руках.

Поэтому, подумав немного, престарелый воин бросил Нурсултану:

– Нурсултан,  так , кажется ,  зовут тебя, —  подойди ко мне.

Когда измаилит приблизился  и поклонился, военачальник чуть прищурился  и тихо  сказал:

– Вижу воина бывалого. Поставил бы тебя десятником, но я  не знаю тебя.  Известно лишь,   что ты  гость правительницы. Поглядим в бою, каков ты и чего стоишь.

А воины  Баянкола уже седлали коней,  и сладковатый дурманно пахнущий, дурманный аромат смерти ,  смешанный  с  предвкушением предстоящей  рубки, которая должна решить судьбу города,  уже плыл в воздухе, мешаясь с ароматами,  надвигающейся осени и поспевающих фруктов.

Анир , как всегда  спокойная и деловитая, глядела на свою немногочисленную армию,  и в серых глазах ее, плескались не то горечь, не то гордость, смешанная с тревогой.

Увидав Нурсултана с тяжелым палашом в ножнах, обряженного в византийский доспех, блестевший пластинами, словно чешуя огромной рыбы, правительница чуть наклонила голову,  словно хотела что-то сказать, но вдруг отвернулась в сторону  и потупилась.

Нурсултан был сейчас слишком занят предстоящей битвой, чтобы оценивать поведение женщины,   будь она хоть трижды сиятельной.

Улучив момент, когда амир остался в одиночестве, Нурсултан подошел к нему и негромко бросил:

– Почтенный  амир, выслушай меня,  ибо тень сомнения опустилась на душу мою по поводу  исхода предстоящей битвы.

Лицо военачальника стало каменным:

– Ты струсил?  Или может,  предлагаешь вступить с псами этими в переговоры?

Нурсултан отрицательно мотнул головой:

– Мысли такие, если бы они и были, я бы вырвал из головы своей и души.Я хотел сказать, что сельджуков не менее пяти тысяч. У нас всего лишь полторы тысячи клинков, да две сотни гулямов.   В открытом бою нас сметут  очень быстро.  А осады  Хан-Тегри не выдержит долго. Сельджуки умеют брать крепости неприступные. Нужно навязать им бой там, где выгодно нам.  Нужно устроить врагам ловушку.

Военачальник чуть поднял брови, заинтересовавшись:

– Ловушку?  Излагай мысль свою, но знай,  что если это ловушка для нас, то как только обнаружится это, твоя голова первой расстанется с шеей.

Нурсултан, ответил невозмутимо:

– Мужчина делает дело, глупец лишь машет языком. Когда мы выступим, я все покажу на месте. И еще..

Он замялся на мгновение, а затем произнес внезапно севшим голосом:

– Мне нужно будет говорить с правительницей. Когда мы выступаем?

Военачальник ответил устало, глядя на то, как  глава стражников в вечернем сумраке расставляет караульных на башнях.

– Завтра на рассвете пойдут передовые отряды и разведка. Потом выступим мы.

… Анир,  смертельно уставшая за этот день, услышав шорох , подняла  тяжелую,  словно мельничный жернов, голову, отвлекаясь от раздумий.

Появившийся на пороге страж отвесил низкий поклон  и пророкотал:

– Великая хатун,  тебя хочет видеть человек, именующий себя Нурсултаном. Он вооружен и одет в доспех. Приказать ему оставить оружие и снять доспехи? Или нам стоять за спиной его? Или сказать ему, что ты не желаешь видеть его?

Правительница Хан–Тегри, потерла лоб тонкими сильными пальцами, будто собираясь с мыслями, и ответила своим обычным холодным голосом:

– Если перед походом мой воин и мой гость желает вести беседу со мной, то я должна говорить с ним.  Тот,  кто правит, умеет слушать.  Что касается оружия, то ты будешь стоять за дверью, Хасан, с пятью воинами.   Зови гостя моего. Гость в доме —  Бог в доме.

Нурсултан, повинуясь жесту правительницы, почтительно опустился на  ковер, расположившись напротив Анир , и заговорил негромко:

– Хатун, завтра битва. Враг страшен и беспощаден. До вторжения в Хан-Тегри сельджуки уже взяли три крепости.    Теперь там одни смрадные развалины, на которых воют псы.  И хотелось бы,   чтобы сердце  твое и слух твой обращены были ко мне.

Анир пожала плечами чуть равнодушно, хотя  что-то екнуло в ее  сердце:

– Говори, я слушаю, человек ,  с  которым так странно  Аллах свел пути наши.

Нурсултан заговорил негромко:

– Я лишь хотел сказать, что признательность моя тебе и городу , приютившему меня,  не имеет границ. И я буду драться плечом к плечу  с воинами твоими, пока смогу держать клинок в руках. И хочу,  чтобы знала ты это  и не было сомнений в сердце твоем.

Анир качнула головой:

– Была бы тень сомнения, измаилит, тебя сейчас не было бы здесь, можешь поверить мне. Это все, что ты хотел сказать?

Тень пробежала по лицу Нурсултана,  словно он боролся сам с собой, но   пересилил себя и, отвесив поклон, произнес почти шепотом:

– Благодарю  тебя за беседу ,  о великая. И разреши мне покинуть тебя.

Когда гость ушел,   почему-то  румянец выступил на щеках правительницы , и едва заметная улыбка, так несвойственная ей в последнее время, коснулась твердо очерченных губ.