Глава из повести «Русский Верден», посвященной событиям Первой мировой войны .
Жаркий июльский полдень висел над приграничной русской крепостью Осовец. В мареве знойного воздуха, казалось, слоились и колыхались очертания крепостных бастионов, камыши, густо опоясывавшие берег реки Бобра, густой лес, тянувшийся на много десятков верст.
Командир русской гарнизонной батареи Семен Тимофеевич Данилец неподвижно, словно изваяние, застыл у крепостных ворот, преграждавших путь в цитадель, раздумывая о чем-то своем. Он не производил впечатление кадрового офицера, награжденного Георгием и Анной за русско-японскую войну. Мундир сидел на нем неловко, так же как и портупея, словно на случайном человеке, не имеющем отношения к военной службе.
Мало этого, в его низкорослой фигуре и крестьянском лице с запорожскими усами не было ничего воинственного. Более всего он смахивал на персонажа произведений Гоголя, Сенкевича или Старицкого, в которых с чувством и толком описана польско-украинская резня 17-го столетия. Картину его мирного вида , наводящего на мысли о гарнизонной тоске, дополняли карие спокойные глаза и чуть меланхоличное выражение лица.
Постояв несколько минут и явно думая о чем то своем, Данилец походкой крестьянина из украинской глубинки, двинулся по крепости, в расположении своей батареи, размещенной на возвышенности, именуемой Скобелева гора.
Не смотря на жару, в крепости — а шел уже третий час дня — царило оживление. Дымила полевая кухня, рота солдат , вооруженных лопатами и кирками, долбила на левом фланге каменистую прокаленную землю, готовя ложемент для капониров, в которых будет размещена новая батарея. Показался взвод новобранцев, озирающихся с удивлением на то место, где предстоит им нести службу.
Идущий в заднем ряду низкорослый паренек, заглядевшись на крепостной бастион, изумленно ухнул:
-Матерь моя! Куда же это нас за несло?! — и потерял место в строю.
Идущий сбоку колонны хмурый унтер отвесил ему несильный подзатыльник
-Строй держи, лопух семилукский! Тут тебе не губерния Воронежская, тут цитадель осовецкая!
Сдержанный смешок в рядах солдат:
-Тут тебе не Нюрку на вечорке мять, стригун!
-Тут, парень, держись — рот разевать не дадут!
Два офицера, стоявших у казармы, откуда крепость просматривается отлично, как и простреливается в случае занятия неприятелем, чуть иронически глядели в спину Данильцу.
Один из них, совсем еще молодой с погонами пехотного поручика, бросил снисходительно, обращаясь к собеседнику:
-Штафирка, а не офицер! Штафедрон! Ни строевым шагом пройти, ни команду отдать, как положено.
На лице его читалась бесшабашность,и гвардейский форс, явно не уничтоженные пребыванием в захолустном гарнизоне. Серые лихие глаза и чуть крючковатый нос, дополняли облик человека не унывающего, живущего по принципу »Грудь в крестах или голова в кустах!»
Второй офицер, невысокий хорошо сложенный мужчина с серебряными погонами капитана корпуса военных инженеров, отозвался с ленцой:
-Что вы хотите от него, Вахрушев?! Офицер волей случая! Сын псаломщика из глубинки черниговской. Безупречно честен, исполнителен. Батарея в отличном состоянии. Его предшественник, капитан Блохин спился с круга, теперь чертей зеленых ловит в доме скорби! Тут не строевая выправка нужна, а упорство гарнизонное, тем более сейчас, когда войной пахнет!
Резкие черты капитана инженера Басилаго, карие огненные глаза и чуть выдающийся подбородок, свидетельствовали о том, что это человек решительный, скорый не только на речь, но и на действие. Он чуть поморщился:
-Вот такому Данильцу и место здесь.. Вот помню, служил я в гвардии… Однако, — Басилаго глянул на часы и произнес:
-Прошу извинения, вынужден откланяться. Нужно проконтролировать ход работ на 2-м форте.
У казармы саперной роты царило оживление. Строилась музыкальная команда и кудрявый крепыш с копной черных волос на голове, выбивающихся из-под фуражки, в полурасстегнутом мундире штабс-капитана, с пьяной настойчивостью уговаривал музыкантов :
- Сыграйте ребята для души! Четверть водки ставлю и три рубля деньгами! Уважьте! Слово даю штабс-капитана Виноходова, не обижу!