Стих, как любое творчество, складывается самостийно,
Казалось бы, неуправляем сей процесс,
Когда вдруг вырываются из душевной бездны
Эмоции, слова и звуки, сметая или обретая
Голос, форму, рифму, тональность, краски…
Жизнь напрасна и ужасна, если запретить свободно в ней творить,
Взлететь в Святые Небеса и там парить…
Мы живём в эпоху великих оживших творцов,
Тех, что ушли столетия тому назад.
Есть наоборот памятники в злате-бронзе,
Те, что возведены при жизни – их снесут…
Вопрос лишь времени,
Когда временщики и слуги их уйдут,
И времена грядущие следы их грязные сотрут.
Быть памятником на пьедестале камнем мертвым,
Застывшим, после жизни можно …
И туда придут, если тропа к нему
Проложена из благодарности потомками,
Всех тех, что слушал, читал и внял тем чувствам,
Что изложены в стихах, изображениях, нотах.
Бессмертны те иконы, симфонии, поэмы,
Когда выходим мы обновленными
Из музеев, галерей, концертных залов и театров,
Из библиотек, читальных залов, и даже бара,
Если свои простые и душевные песни там пел бард.
Творец всегда от Бога, ему силы даны откуда-то свыше,
Он выбирает и сам решает, оставить или вычеркнуть свой след,
От щедрости душевной отдать в мир своё творение
Или спрятать до времени, боясь обнародования и осуждения.
Бывало, убивали за поиск совершенства, казнили за поиск истины,
Снимали заживо шкуру с Низами, за то что признался он в любви
Обычной земной и, значит, грешной женщине, не Аллаху.
Да чего уж говорить, ученые и художники преследовались за взгляды,
Честность, искренность, смелость выразить свои мировоззрение.
Облачить своих героев — обычных смертных, придав им черты неземных существ –
Боготворя их дух, красоту, сердечность и даже мытарства…
Мы ищем отраженье собственного «Я» во всём, что нас окружает.
Есть в этом бессмертие всех смертных, грешных и безгрешных.
Когда пою, читаю стихи, своим голосом я создаю новую картину мира,
И мне всё равно, останется это на столетья или забудут об этом завтра.
Я живу, оживаю в танце, в песне, в музыке, в стихе, именно в моменте,
Когда слагаю, пишу, пою, вращаюсь в фуэте, и каждая нота, каждое «па»
Присваиваю, под себя подстраивая, надеясь хоть капельку себя внести…
Божественно наслажденье тела восторгом души, полётом фантазии, и тем виртуознее,
Чем радостнее и человечнее, чем глубже и искреннее вызванные при этом чувства.
Я проживаю тысячи и даже миллионы жизней, когда читаю книги, слушаю музыку,
Танцую то танго, то камаринскую, то кадриль, то вальс,
То погружаясь в пучины гнева, страха, боли в симфониях Бетховена и Баха,
Читая «Фауста» Гете, «Божественную комедию» Данте, «Евгения Онегина» Пушкина,
«Идиота» Достоевского, сказы Бажова, басни Крылова,
Каждый раз открывая что-то новое в бессмертных фильмах Чаплина и Феллини.
Я замираю в почтении перед Базиликой Гауди и фонтанами Рима,
Перед картинами Рафаэля ди Санти,
Плачу перед мадоннами Леонардо да Винчи,
Застываю в изумлении перед фресками Микеланджело и его «Давидом»,
Преклоняю голову в восхищении…
Невозможно счесть, как звёзды в небе, все виды творчества, да и не надо.
Меня умиляет и удивляет всё настоящее!
Разве можно оставаться равнодушным перед китайскими вазами, любовно расписанными, Пперед картинами Шишкина и Левитана, перед ювелирным мастерством Фаберже,
Равно как перед иконой кисти Рублева?
Будит мысль и запускает какой-то процесс осмысления бытия мое Я,
Задаваясь вопросами «зачем?, почему? и куда?» после каждого фильма Тарковского.
Чем велик человек?
Тем, что он творит и сопереживает, возрождая и проживая вновь и вновь божественные чувства,
Такие как Вера, Надежда и Любовь.