Олег Бобров. Город которого нет. ч.1. гл.4
Бой по всей правобережной линии Воронежа гремел весь день 7-го июля и утром следующего дня. Немецкие генералы с пунктуальностью европейской отводили на падение города всего 48 часов. Согласно приказу Гитлера, в ходе грандиозной операции «Блау», Воронеж отнюдь не являлся целью приоритетной. Главной задачей был захват нефтяных промыслов Кавказа и овладение Сталинградом.
Правобережье, где дрались части НКВД, рабочие батальоны, дивизии, спешно переброшенные сюда, стало ареной не просто ожесточенных уличных боев. Здесь буквально каждый метр земли орошался кровью. С незапланированным фашистами упорством дрались защитники Воронежа у Ботанического сада , у СХИ, и рощи Фигурной, у Подгорного, у Шиловского леса. На Задонском шоссе одна единственная батарея ПТО шесть часов держала немецкий танковый полк. Три вражеские армии: 2-я немецкая, 8-я итальянская, 4-я венгерская, — расплачивались огромной кровью за каждый клочок донского берега.
После войны будут досужие историки цитировать мемуары битых немецких генералов о фанатиках НКВД, рабочих отрядах, коммунистах -политруках. Суть дела-то была не только в этом, а еще и в том, что немецкая военная машина, несмотря на трубные, победные клики Геббельса, столкнулась с городом, где люди разных национальностей из разных уголков страны дрались на смерть, понимая, что, может быть, от стойкости их зависит судьба войны.
… К обеду 8-го июля почти все очаги сопротивления на западном берегу Воронежа были подавлены. Уцелевшие защитники города отступали на левый берег в чудовищную июльскую жару, в мареве, чаду и копоти сгорающего, но не сдающегося города.
Немцы , попытавшиеся на их плечах ворваться на левобережье, были встречены таким дружным отпором, что отступили, удовлетворившись захватом половины города на этот момент.
Анна, уложив спать разморенных жарой детей, взяла в руки ведро, чтобы сходить к водонапорной колонке, дабы набрать воды. Она уже была в сенях, когда дверь распахнулась и на пороге возник совсем молодой парень, с винтовкой под мышкой, в зеленоватом пропотевшем мундире , с каской, которая у него болталась на шее. Не составляло труда, догадаться, что это немецкий солдат. Первый из незваных гостей, явившийся перед Шиловой.
Он был сам достаточно смущен, видимо, еще не стал матерым убийцей и человеконенавистником, к чему его призывала гитлеровская пропаганда.
Перед ним стояла обычная, немного ошарашенная вторжением русская женщина, за спиной у которой мирно спали маленькие дети.
Несколько мгновений Анна и гитлеровец молча глядели друг на друга, а затем он произнес чуть осипшим баском, мешая немецкие и русские слова:
– Матка, вассер, пить дай!
Понять, что он просит всего лишь напиться, было не сложно. Шилова молча принесла воды из колонки и, чуть прищурившись , глядела на то, как фашист, утоляет жажду, роняя на домотканый половичок крупные капли.
Во дворе уже слышалась отрывистая немецкая речь, смахивающая на перебранку, фырканье моторов, топот ног. Вошедший высокий немец с серебристыми погонами, должно быть, был каким-то чином, так как фашист, пришедший первым и напившийся воды, мгновенно принял строевую стойку и что-то пролаял, скорее всего, отрапортовал.
Офицер, мельком бросив взгляд на Анну, по-хозяйски, присел к столу и на довольно сносном русском произнес:
– Здесь будет штаб моего батальона, фрау. Это твои дети? Как тебя зовут?
Шилова ответила, опустив глаза:
– Анной меня величают, господин офицер. А дети это мои.
Немец, видимо удовлетворенный этим, вытянул ноги в запыленных лакированных сапогах:
– Ты будешь, как это по-русски? Стирать, готовить, для меня и немецких солдат. За это будешь жить и получать еду на себя и детей.
… Теперь дом, приютивший Анну и ребятишек, наполнился шумом ненавистных голосов, лязганьем затворов, запахами ружейного масла, пропотевшего солдатского белья, немытых тел, гоготом гитлеровцев.
Нельзя сказать, чтобы оккупанты особенно зверствовали или издевались, просто они вели себя крайне бесцеремонно, а порой и непристойно, как и положено завоевателям, вошедшим в покоренный город.
Поскольку стояла летняя жара, а воздух к тому же был пропитан гарью и трупным чадом, то солдаты, свободные от нарядов и патрулирования по городу, скинув с себя все, ничуть не стесняясь хозяйки, поливали друг друга водой, гогоча во всю глотку. Иногда они прямо во дворе, скинув нижнее белье, скидывали щелчками вшей в огонь жарко горевших костров, держась за животы от хохота.
Целыми днями Анна готовила, стирала белье, убирала объедки за проклятыми постояльцами. Хуже всего было то, что Нина и Олег то тянулись своими детскими ручками к солдатским припасам, то привлеченные чем–то блестящим, могли взять без спроса кокарду, пряжку от ремня, гильзу.
Немцы, вернее, один, состоявший при хозяйственной команде батальона, грузно сопевший ефрейтор выдавал ей раз в неделю пару буханок хлеба и две-три банки консервов.