Тобчи-хан  с самого утра находился в состоянии сильнейшей задумчивости. Он то сидел, погруженный в какие-то размышления, то с рассеянным видом, явно   не обращая внимания на окружающих, ходил по дворцу.   Что было причиной его задумчивости, сказать было сложно. Можно было лишь предположить, что раздумья хана — результат разговора с гонцом, который явился под утро  во дворец, покрытый пылью, шатаясь от усталости.     Наконец,  придя  к  какому-то решению, он приказал собрать на совет главных сановников.

Когда Дахир вошел в тронный зал, то диван  уже собрался.    Незаметно хаджиб оглядел так знакомые лица.   Постарели,  покрылись сединами, стали грузными люди, которых он знал молодыми. Многих нет.  Их заменили новые вельможи.

И внезапно странная мысль обожгла  Дахира.  Он знает этих людей отлично. На пирах  сидит с ними за одним столом.  Вместе  с  ними и с ханом вершит судьбы огромной державы.  Однако нет среди этих соратников никого, кого он  мог бы считать другом. Нет  и не может быть у него здесь друзей.

Не верит Дахир никому. Слишком страшной   была школа жизни, пройденная им.

Хан начал разговор  без вступлений и предисловий:

– Умер Тогрул–бек, сельджукский султан. Престол  он завещал своему племяннику  Сулейману.   И сейчас надо ясно видеть, что ждет нас  —  мир или война. Тогрул  когда-то был нашим подданным, я знал чего ждать от него. Чего ждать от его племянника, не знаю.  А сейчас  это вопрос жизни и смерти.

Дахир слушал хана и отдавал себе отче, что Тобчи-хан, не хочет войны.  Нет, не боится, а просто не хочет. Хан устал от войн, ему хочется окончить дни свои,  так же,   как и  Тогрул-беку, в тишине и покое.

Когда царедворцы разошлись, хан сделал знак хаджибу, приказывая задержаться.   Дахир присел на низенький диванчик,  и Тобчи-хан глянул на него так, словно с момента встречи их прошло двадцать лун, а не двадцать весен.

– Вот что,  мой верный хаджиб, есть дело, которое я могу поручить лишь тебе.

– Я готов, повелитель, выполнить волю твою.

– Через неделю ты поедешь с посольством к  новому султану в Рей. Поздравишь  со вступлением во власть, повезешь дары. То, что ты будешь там моими глазами и ушами, говорить тебе не надо. Сам знаешь все. И еще..

Хан запнулся на минуту и продолжил:

– Ты начнешь искать людей дороги. Кроме того, если не отказался ты от мести, то можешь начинать поиски.

Дахир прижал руки к груди:

– Милость твоя безмерна,  великий хан! Я готов выполнить приказ любой.  Что касается мести, то есть у арабов мудрость   старая.  Гласит она,  что змею из норы нужно доставать чужими руками.

Глава  гвардейцев-гулямов почтительно поклонился Дахиру:

– Великий хаджиб,   я готов  согласно воле хана дать тебе  для посольства столько воинов,  сколько будет надобно.  Я отберу  самых храбрых и сильных.

Дахир отрицательно мотнул головой:                                                                                                     — – Мне, не нужны  самые сильные, благодарю. Мне нужно пять десятков тех , кто раньше был караванщиком, пастухом, стражем на горных тропах или выслеживал разбойников. Нужны люди, умеющие ощущать опасность, нюхать воздух, слышать плач ветра.

Глава гулямов, сделал едва заметный жест, показывая, что все будет сделано по велению хаджиба.

Рей встретил посольство легким летним дождиком, который словно расшалившийся мальчишка то бросал горсточкой в лицо влагу путникам, то едва слышно напевал вековечную свою песенку  на струнах дождинок.

Город был многолик и многоголос. Толпы народа, спорят, ругаются, торгуются.   Ароматы жареного мяса, фруктов, горячих лепешек, то есть всего , что так нужно  в жизни повседневной  роду людскому.  И тут же — вонь из арыка, на краю которого брадобрей огромным ножом пускает кровь правоверному, исцеляя его от болезни.

Все привычно и знакомо , как и в любом другом городе. Орут водоносы и торговцы, входит караваны в ворота, нищие на улицах, привычно гнусят молитвы, стражники идут по рынку, хищно поглядывая по сторонам.

Султан Сулейман был уже не молод, на его лице, изборожденном оспинками, застыла гримаса недовольства жизнью, а оттопыренная нижняя губа  могла говорить  о том,  что по характеру  новый султан капризен и злопамятен.

Лениво перебирая дары, султан бросил Дахиру:                                                                                – Я благодарю тебя, посол великого хана. Будь же гостем моим   и не нуждайся ни в чем. Пир в твою честь  будет вечером, а сейчас, клянусь Аллахом, у меня много дел.

Хаджиб  не спеша  брел по рынку, погруженный в свои мысли.

Уже пятнадцать лун,  он в Рее.  Султан Сулейман покинул город с армией, так ка   на власть предъявил притязания сво, его двоюродный  брат   Алп-Арслан.  И сейчас  обе стороны готовились к войне.

Следовательно, по  мысли Дахира,  было время начинать поиски  Мэй Лу и Алима.   Хаджиб понимал, что предстоит дело ему иметь с людьми  в высшей степени опасными, осмотрительными и готовыми на все.    Они-то   прекрасно понимают, что  Дахир для них — гибель, так как  искать будет  до тех пор, пока не найдет.  Нет, конечно же, здесь  в стране сельджуков, никто  на посла  не посмеет поднять руку.    Убийство посла, покушение на посла — немедленная война .  Скорее всего, узнав о том, что хаджиб приехал с посольством, его постараются настичь  на пути обратном. Там,  где в горах, пустыне или степи, отвечать некому за смерть  посла или обычного путника.

Был человек  —  и нет  человека, шел караван — и исчез, словно растаял в мареве.

Если трусы, совершив  неудачное покушение на хаджиба великого хана, спрячутся в нору мышиную, надеясь, что беда пройдет мимо, то люди отважные,  сами пойдут опасности навстречу.

Если этот  Алим  — соглядатай и убийца, служащий сельджукам, а  Мэй Лу, отравительница, способная колдовать  и сводить мужчин с ума,  помогает ему,  то значит , они сами будут выслеживать  Дахира.

Хаджиб  шел, погруженный в свои размышления, не обратив в задумчивости внимания  на то,  что закутанный  в какую-то рвань нищий  в низко надвинутой  на  брови шапке,  чуть заметно  повел головой, бросив в спину  хаджибу   внимательный взгляд.…

Глинобитный домишко  на окраине Рея утопал в зелени, обвитый виноградом благоухающий фруктами, давшими в год этот отличный урожай. Соседи мало интересовались обитателями этого дома. Живет кто–то,  или  не живет здесь —  кому есть дел, до жизни чужой?  За любопытство можно заплатить головой.

Когда спустилась ночь, в маленьком окошке забрезжил едва заметный огонек светильника, практически не видный из-за густой зелени.  Высокий,  крепко  сложенный мужчина  сидел , поджав ноги, за низеньким столом   и с наслаждением ел печеную баранью требуху, откусывая  крупными,   чуть желтоватыми зубами  то от мяса, то от лепешки.  Рубище нищего лежало на полу, небрежно кинутое в угол.

Миловидная женщина, чьи черты и наряд выдавали уроженку поднебесной империи или страны Ляо, смотрела на едока   выжидающе, видимо,  желая начать разговор, когда он насытится. Вот завершена трапеза, вознесена молитва благодарности Аллаху.

Хозяйка дома, глянула на  мужчину и тихо спросила:                                                                       — – Ты видел его, Алим?

Мужчина  равнодушно пожал плечами:
– Видел,  Мэй Лу.  Он ходит по городу , не прячется.  Какой секрет, что посол великого хана  в Рее?   Все знают об этом. Ты тогда не позволила дорезать его, а теперь он здесь.

Мэй чуть прищурила и без того узкие глаза:
– Это наша  смерть  идет по следам нашим, Алим. Как ты, не понимаешь этого? Ты  о Дахире только слышал — я была его женой. И знаю, что он из тех,  кто идет  к цели своей  до конца!   Даже если смерть за спиной, если горы разверзаются.  Великий дух Тенгри, к которому взывала я,  сказал ,  что нет нам  места на земле этой вместе с  хаджибом. Или он или мы.

Лицо Алима осталось бесстрастным:

–  А разве может быть  по-иному?   Вместе с ним  нам мир тесен, сестра! Я служу тайную службу султану уже пятую весну. Ты помогаешь мне иногда.  Я в этом качающемся мире, я  являюсь опорой твоей.  Разве не так?  Там где есть ты, там буду и я.  Помнишь,  как мы с тобой  нашли друг друга ?

Мэй вздохнула:

–  Когда меня призовет Тенгри и я увижу Аньхэ, я  и тогда  буду помнить это.                    На глухой тропе, на меня напали разбойники аяры.   Двух моих спутников убили сразу.  А от меня потребовали  чтобы я легла  поочередно   под каждого разбойника,  а их было пятеро.  Я умоляла  их  о милосердии, сулила деньги.   Они лишь смеялись, говоря ,  что деньги мои  и так им принадлежат.  Им хочется моего тела.   Когда они поволокли меня,  срывая с меня одежду, рядом оказался ты.

Алим хмыкнул:

– Я убил всех пятерых. Мне распороли плечо. Ты остановила кровь, зашила рану.  Потом у меня началась лихорадка.  Ты выходила меня. Мы с тобой смешали кровь  свою и стали братом и сестрой.

Мэй Лу  внимательно глянула на Алима  и кивнула:

– Да ,  с   той поры неразлучны мы.  Я очень тогда боялась, что ты потребуешь с меня плату телом моим.  И я не смогла бы отказать.

Алим  зло улыбнулся:

– Я из рода   Канык.  Мужчина,  силой берущий женщину, требующий за спасение    плату ее телом,   у нас    презираем,  подобно  грязному вору.    Даже в походах, женщин-пленниц, запрещено брать силой!  Когда их приводят в становища, то предлагают быть женами или наложницами.   А такой красивой как ты, я не видал никогда.  И когда эти псы,  рвали с тебя одежду, я не мог допустить, что ты через две-три стражи будешь превращена в безвольную, куклу, тряпку,  в руках похотливых скотов.

Внезапно он прервал разговор и проронил:

– Дахир ищет нас. Будем считать,  сестра, что нашел.   А там поглядим, кто перехитрит кого.  А сейчас, пора спать.

Мэй Лу чуть прикусила губу  и задумчиво произнесла:                                                                    – Это верно.  Поглядим,  кто хитрей.  Только не забывай, брат мой,  о том, что есть еще один узор  на полотне жизни нашей,  вытканный великим Тенгри.   О нем знаешь лишь ты.…

Дахир приценивающимся взглядом прошелся по рядам ,  где торговали одеждой. Такого изобилия халатов,  теплых башлыков  и  накидок,  штанов и шапок ему давно не приходилось видеть.    Вот халаты из Самарканда, Герата,  Дамаска, Казвина,  Бухары, Кума, священного города мусульман. Хаджиб  выбрал один халат  с кистями,  расшитыми позолотой, и, расплатившись с торговцем, направился к выходу с рынка.

Молодой парень,  которому было едва ли  больше  23-х весен, преградил ему дорогу  и протянул, виновато улыбаясь:

– Великий господин, прости ради Аллаха дерзость мою!  Можно ли спросить тебя  о вещи одной?

Дахир равнодушно кивнул :

– Спрашивай почтенный. Что желаешь знать ты?

Парень,  сам пугаясь своей дерзости, выдохнул:

–Господин, не нужен ли тебе,  слуга?

Хаджиб  внимательно оглядел юношу.   Одет бедно, но опрятно, в глазах страх и отчаяние, лицо с чуть выдающимися скулами и густые брови выдают сына кочевого рода.

Дахир подумал несколько мгновений, а затем произнес мягко:

– Слуга не нужен, а вот друг нужен всем. Пойдем со мной, попьем шербета, поедим, поговорим.  Как зовут  тебя?

Парень, видимо, еще не веря,  что такой большой человек беседует с ним на равных   и  хочет с ним говорить,  выдохнул:

– Мое имя, Махмуд, господин!  Да будет с тобой милость Аллаха!

Еще спустя некоторое время  они сидели на кошмах в караван-сарае и обедали  с аппетитом    сильно проголодавшихся людей.

Когда с едой было покончено,  Дахир отставил сторону  пустую посуду и произнес,  дружески:

– Теперь рассказывай, Махмуд.

Тот сыто   рыгнул    и  начал свое повествование. Оно было кратким.

Махмуд происходил из рода  Каньчу,  что неподалеку от Коялыка.  В столкновении с соседним родом погибла вся его семья.    Он сам добрался до  Рея  и нанялся слугой во дворец.   Когда умер старый хан, новый дворцовый  мухтасиб  начал брать на службу новых слуг, изгоняя тех,  кто был ему не по душе.  И оказался Махмуд на улице.  Деньги кончились, и теперь нужно искать работу.

Дахир остро глянул на собеседника:

– А что ты умеешь? Чем можешь быть   мне полезен?

Махмуд выдохнул:

– У нас  в роду я был кожевником. Еще умею объезжать коней, господин. Умею писать, читать.

Дахир думал несколько мгновений, а затем,   положив на кошму мешочек с деньгами, произнес веско:

– Здесь  три сотни дирхемов. Можешь открыть мастерскую в Рее.

Махмуд приоткрыл рот, не в силах поверить счастью,  и радостно выдохнул:

–Господин! Чем я отплатить смогу, милость такую?!!   Я раб твой,   великий хаджиб!

Дахир равнодушно пожал плечами:                                                                                                              –Мне нужна дружба твоя,  а не рабство.   Время от времени к тебе будут  в мастерскую заходить люди от меня.  Они будут показывать тебе половинку  ханьской монеты. Ты будешь им рассказывать обо всех сплетнях и новостях.  Иногда они будут спрашивать о том,  что будет интересно мне.  Они будут привозить тебе плату.  И не вздумай лгать.  Понял?

Смышленое лицо Махмуда стало значительным,  и он кивнул  важно:                                    – Я все сделаю, господин. И пес за лай кость получает.   Щедрость твоя безмерна, господин.  И в благодарность я хочу предостеречь тебя.

Дахир улыбнулся:

– Посла  не  душат, вестника не режут, мальчик.  Что  может угрожать мне?

Парень сделал  Дахиру знак, предлагая приблизить ухо,   и  тихо заговорил.  Суть его речи состояла в том, что он однажды случайно услышал, как важный человек, который у самого султана заведует тайнами,  и  амир разговаривали о Дахире.    И они пришли к выводу,  что посол хана , он же хаджиб   —  соглядатай,   очень опасен,   и за ним надо глядеть очень пристально.

Кроме того,  иногда по ночам во дворце  появляются люди , чьи лица обвязаны  черными повязками.  Такие носят разбойники  и  стражи на  горных перевалах, спасаясь от песка и ветра. Однажды дворцовый повар,  которому пришлось ночью готовить еду таинственным гостям, пробурчал, что из-за этих детей шайтана ,  из братства слышащих и убивающих , он не выспался. Больше этого повара  никто не видал.

Дахир выслушал паренька с рассеянным видом, хотя внутри у него  словно взвели пружину самострела.