Олег Бобров. Рожденный Драконом. ч.3. Жестокость и милосердие. гл.5

Тобчи-хан потер сильной ладонью , глаза, разгоняя усталость  и обратился к Дахиру:

–  Мой   хаджиб, просьба твоя  о том,  чтобы   дом твоей, очищенный от скверны,  стал  первым медресе в столице, а  сам  ты  поселился  во дворце, как и прежде, сладка   слуху моему.   Много лет ты  у стремени моего, и верность твоя  доказана делом.  Я помню разговор о сорок пятой суре Корана. Ты не отказался от намерения своего —  найти и покарать?

Дахир мотнул головой :

– Нет, мой повелитель!  Око за око, глаз за глаз!   Ищущий  да найдет!    И еще, повелитель, есть просьба, вернее, мысли,  которыми хочется поделиться.  Снизойди до них .

Хан кивнул снисходительно:

– Говори, мой верный хаджиб. Слух мой  к устам твоим.

Дахир помедлил  и наконец  сказал, словно за мгновения просчитал в уме, все что нужно произнести:

–  Владыка мой, ты сам видишь, что соглядатаи и убийцы способны проникнуть в самую сильную крепость, поразить самого могущественного государя.    И нужны   те, кто сумеет опережать врагов, наносить удар раньше. Таких называют «люди дороги». И таких людей я найду.  Своей головой отвечать буду я  за их верность, а они своими душами и телами  будут в моей власти, великий хан.

Тобчи-хан хмыкнул:

– Я давно ждал разговора этого, хаджиб!  Делай  свое дело, ибо кровью пахнет небосвод, и пыль войны вздымается на горизонте.   Армия сельджуков  теснит  румийцев   в  горах Армении,  сельджукский султан   Тогрул -бек  стягивает отряды к нашим границам.    Но запомни, лишь ты и я  до поры  будем знать о людях дороги, которые будут кинжалом и щитом  в длани нашей.

И уходя от этого разговора, хан тихо спросил:

– Ты идешь тропой мести, хаджиб.  Нужна ли моя помощь?

И грустно ответил Дахир:

– Благодарю великий хан!  Этой тропой  я должен идти сам.  Сам должен испить чашу эту!  Прошло уже много лун, но месть должна быть холодной, мой повелитель.

Вечером того же дня, когда, гнусавя молитвы , от базарной площади и мечети начали расползаться по убежищам своим нищие и бродяги, из которых  ветер невзгод выдул привычку жить на одном месте, Дахир, подошел  к  одному из них, собиравшему свои скудные пожитки, и тихо произнес:

– Я хочу видеть того, кто ведает шаги ветра и  шепот песка.   Мне нужен глава ваш — Абу-Муслим. Передай, что я буду завтра у него гостем,  как только погаснет последний луч солнца.

Нищий склонился в поклоне в знак того, что все понял,  и, получив  медную монету, благодарно прижав ладони  к  груди, исчез, словно растаял в каком-то закоулке.

Глава нищих и бродяг Самарканда, худой старик с хитрыми колючими глазами, низко кланяясь, приветствовал  хаджиба.    Дахир ответил  на приветствие, а затем сухо  и  четко, словно рубя слова, перешел к делу :

– Мне нужно знать все о нищем, сидевшем здесь  сорок пять лун назад.   Его имя Алим.  Кто он? Откуда родом? Где можно отыскать его след?

Глава  попрошаек  и  бродяг  молитвенно  сложил руки:

– Великий хаджиб, кто может знать это?! Мы  бедные люди, живущие подаянием. Сегодня здесь, завтра там.

Дахир криво усмехнулся:

– Ты лжешь ,   почтенный!  Ни один нищий или бродяга без позволения твоего  не посмеет сесть в Самарканде просить милости.  И часть подаянья отдает тебе. Иначе рискует получить дубиной по голове или ножом  по горлу! Не лги!

Глаза старика забегали,  и он прогнусил:                                                                           —

– Смилуйся, великий хаджиб!  Мне недостойному нет возможности знать это.

Дахир ответил негромко, словно боялся разбудить кого–то:

– Не хочешь говорить?  Ну, тогда  завтра  беседу поведут с тобой палачи великого хана! А они умеют вести беседу. До встречи в пыточном подвале,  почтенный хозяин!

Лицо Абу-Муслима стало кислым, и он  тихо проговорил    извиняющимся голосом загнанного в угол человека:

– Великий хаджиб,  я завтра  буду беседовать с разными  людьми.  Может,  кто   и  скажет что–то.  Может кто-то знает его?   Все в руках Аллаха!

Тобчи-хан, переговаривавшийся с начальником гвардии  у стен крепости, увидав  Дахира,  возвращавшегося   во дворец,  сделал ему знак, предлагая побеседовать      в потайной комнате,  о существовании  которой знали немногие.

…Когда  Дахир закончил рассказ, на лице хана  изумление смешалось с интересом:     – А почему  ты решил начать поиски  именно с нищего? Может быть,  он всего лишь решил подзаработать и ничего не знает?!

Дахир поправил чалму.  Это было единственным признаком легкого  волнения и напряжения:

– Повелитель, он явно был в сговоре  с этой женщиной.  На такие дела,  как убийство  хаджиба  великого хана,  не подговоришь случайного бродягу.  Тут нужен бесстрашный и хитрый человек, знающий, что в случае неудачи с него сдерут  шкуру    и в нее же его завернут.   И думаю, что завтра найдутся люди, готовые мне помочь в его поиске.  Алим  сидел здесь почти тридцать лун.  Он знал  Мэй Лу очень хорошо.    И видит Аллах, он проклянет день, когда родился на свет этот.

И на миг на лице   Дахира  блеснули темным пламенем  языки чудовищной жестокости, до  поры  до времени скрытой  за внешней рассудительностью и хладнокровием .

Сказать, что Дахир с нетерпением ждал следующего дня, вернее вечера, значило не сказать ничего.  День,  наполненный  привычными хлопотами, растянулся для него до бесконечности.

Уже поздно вечером на базарной площади  к нему подошел сам  Абу-Муслим.   По его виду было заметно, что на разговор,  он идет лишь под сильной угрозой.

Когда они с Дахиром нырнули в развалины, старик произнес едва слышно:

– Его раньше видали многие.  Мир тесен.  Кто и откуда, неизвестно.  Он был в Бухаре, Хорезме  и  Ургенче.  Силен и очень ловок,  имеет руки,  привыкшие к оружию.   Меняет  личины  мгновенно.  Умеет сворачивать людям шеи  голыми руками.  На плече  рваный шрам.  Судя по говору, уроженец Рея.   Близко не сходится ни с кем.  Женщину ,  с которой он покинул город, видели с ним рядом  несколько раз.     Один умный  и наблюдательный человек,  считает,  что он  —  соглядатай    сельджукских султанов.   Вот и все,  что я знаю, почтенный хаджиб.   На устах моих  печать молчания.  Я ничего  никому не говорил.  Прощай, хаджиб!