Олег Бобров. Рожденный Драконом ч. 3.Жестокость и милосердие гл.4

Дахир пришел в себя и с трудом  открыл глаза, ощущая , как не может пошевелить  ни рукой , ни ногой.

Лицо женщины, так знакомое ему , склонилось  почему-то подернутое легчайшей дымкой,  струящееся, словно призрачное видение.  И  Мэй  Лу заговорила:

– Мою сестру звали Аньхэ! Благодаря тебе приняла она смерть  пятнадцать весен назад, господин мой!   И перед алтарем Тенгри поклялась я, что буду хитрее, буду прозорливее,  чем ты.  Много раз я могла зарезать  тебя во сне, отравить пищу.   Однако  я хотела,  чтобы  ты   ощутил вкус смерти, понял,  за что  ты принимаешь смерть.   Это яд змеи ку,  его особенность в том, что ты  понимаешь, что обречен, но сделать не можешь ничего!

Слезы выступили на глазах Дахира.    Это не были слезы жалости,  это была влага бессильного бешенства.

Женщина вскочила в седло   и  произнесла ,  завершая  последний  разговор:                                     – Прощай,  мой господин! На этом свете нам не суждено больше увидаться!

Рядом с ней гарцевал на коне тот самый самаркандский нищий,  теперь уже в обычной одежде, без отрепков.  Сейчас с лица его исчезло выражение тупой покорности,  он глядел холодно и деловито.    Уловив  яростный взгляд  Дахира, он одним движением  извлек из-за пояса   кривой  гератский   нож  и вопросительно глянул на женщину.

Та, поняв его без слов,  рассмеялась, словно рассыпала серебро:                                              – Не стоит,  Алим, не стоит! Он уже на пути к Аллаху!   И легкой смерти ему не будет!  Он не заслужил ее!  А нам, пора в дорогу!

Мужчина привычно выкрикнул:

– Чу!  —   и копыта двух коней   гулко ударили   в  изъезженную дорогу, унося всадников.

Дахир попытался  привстать, но в тот же момент чудовищный поток  рвоты опрокинул его навзничь ,   и  он  забился в судорогах, извергая серую пену пополам с кровью.

Все смешалось в его сознании, парил в гаснущем разуме черный дракон, смеялась, рассыпая серебро  смешинок,  убийца Мэй Лу, сумрачно глядели  покойные  братья.

Словно  из  другого мира,  звучали голоса.   Хаджиб  с величайшим трудом поднял тяжкие , словно мельничные жернова, веки,  не понимая, на каком свете он находится.

Потолок  вращающийся, словно на нем  отплясывает шайтан, ложе, какие-то лица.   И уже более четкие голоса:

– О ,  Аллах! Он ожил!

–  Хаджиб глядит!

–  Слава   всевышнему !

И так знакомый голос хана, сейчас почему-то звучащий в ушах надтреснутым барабаном:

–  Дахир,  видишь меня?  Хаджиб, нельзя засыпать!

И мир снова завертелся, поплыл , унося Дахира в бездну небытия.                                     Он пришел в себя, ощуща ,  как чьи-то руки протирают ему лицо тряпицей, пахнущей   травами.

С величайшим трудом, словно выталкивая из себя слова,   Дахир произнес:                      –Где  я? Я.. жив?!

И женский голос:

– Хвала Аллаху, господин мой! Вы пришли в себя.

Грубое лицо мужчины, который повелительно бросил:                                                                  – Отойдите от него! Душа  у него,   видно , прибита к телу гвоздями!   Если продержится на свете этом  еще пару лун,  есть надежда, что выживет.

Дахир не знал, не мог знать,  что его спасли две случайности.    Сначала во дворце  наделала переполоху Гульнара.  Она рычала и выла, ухватившись за голову:                      – Спасайте господина  Дахира! С хаджибом  беда!

Сперва  на вопли обезумевшей служанки не обращали внимания, списывая это  на женскую  дурь,   бывающую в «нечистые «  женские дни.   Да и потом,  что может знать  обычная глупая прислуга?

Потом  в силу суеверий,   свойственных веку, решили, что безумство — дар Аллаха!    Следовательно, вопящая служанка обрела пророческий дар. Кинулись разыскивать  Дахира, расспрашивать людей.

Объявился стражник,  который,  в карауле стоя, видел с городской башни, как Дахир    с   наложницей, свернули в сторону старой  бухарской дороги .  Хаджиба  нашли без сознания,  уже с  почти закатившимися глазами,    в  том состоянии , когда человек на свете этом  задержался каким-то чудом.   Срочно вызванные ханом ,   лучшие  табибы   Самарканда   два дня и две ночи  давали умирающему рвотное, поили травами по рецептам  Ибн–Сины, растирали снадобьями.

К  Дахиру  вернулась речь, он мог  немного  шевелить руками и ногами, но  слабел день ото дня.   Лекаря,  лишь разводили руками:                                                                                  – Яд всосался в кровь, очень плохо работает сердце!   Больной  слабеет день ото дня.  Источник  его жизни,  угасает  с каждым часом! На все милость Аллаха!

Наконец наступил момент, когда хан, озабоченный постройкой в Самарканде не только  медресе но и лечебниц (бемирани),  школ , где будут готовить  лекарей,  нашел время  и   пообещал   табибам огромные деньги, если будет  хоть какая-то возможность   спасти   угасающую  жизнь  хаджиба.

Лекаря пристыженно молчали.   Наконец,  один из них, произнес нерешительно:        – Все в руках Аллаха!   Великий   Ибн-Сина иногда говорил  мне , что подобное можно излечивать подобным. Есть  сильная смесь трав.   Если их  дать отравленному,   то либо они остановят его сердце  навеки, либо  заставят  его содрогнуться и ожить.

Хан     рявкнул    раздраженно:

–Так и давайте! Умереть — так умрет! Все равно уже! Выживет — значит выживет!  Сколько ему осталось без зелья вашего, шайтан  вас  забери?!

Табиб ответил честно:

– Без этого снадобья, он не увидит рассвета!   Сейчас я волью ему лекарство в горло, великий хан, коли таков будет приказ!

Дахир пришел в себя через две луны.    Он полежал немного, ощущая всем телом,  что оживает ,  и  с трудом  приподнялся на подушках, глядя на мир каким-то новым взглядом.  Это был взор человека, побывавшего  за  кромкой мира.

Качаясь от слабости,  хаджиб спустил ноги с   ложа и  хлопнул в ладоши. Появившемуся  на пороге  стражу Дахир бросил едва слышно:                                                    – Помоги встать мне и  совершить омовение перед намазом.  Я вернулся с того света  и как подобает правоверному, должен отблагодарить  Аллаха!

….Тобчи-хан  молча глядел на своего   страшно исхудавшего, еле слышно говорящего  хаджиба   с непривычно растроганным выражением  на суровом лице, изборожденном морщинками.

Дахир глубоко выдохнул и произнес :

– Повелитель мой.  Есть 45 –я сура  Корана — «Аль – Мадия».   А гласит она — «Око за око, глаз за глаз!»

Хан пожал плечами :

– Это верно. Но кто сможет найти след ветра?   Ведь с момента, когда эта женщина  попыталась отправить тебя к Аллаху, прошло тридцать лун.  Велик мир, безбрежно море людское.

Лицо  Дахира стало жестким , и он произнес своим прежним, холодным голосом:          – Это так, владыка.  Позволь мне  сейчас идти к себе домой, а след ветра я отыскать попробую.

Тобчи–хан  кивнул:

–Иншалла!  Если помощь будет нужна тебе,  хаджиб, скажи только слово.  Никто не посмеет   даже думать,   что можно безнаказанно травить тех, кто стоит у стремени моего.

…Дахир  присел на низенькое ложе и оглядел свое жилище с таким видом, словно попал сюда в первый раз.  В очаге серый пепел, пыль на низеньком столике, шкафчике, предметах утвари.  Запустение, холод забвения, словно похоронная печать на памяти , о недолгом счастье человеческом.

Вот  в полуоткрытом сундучке  видны платья   Мэй Лу.   Все здесь хранит о ней память.   Память о любимой, оказавшейся убийцей, давшей клятву мести.  И чудовищная  судорога прошлась по лицу Дахира, заставив его стиснуть зубы.

Он сидел до рассвета  неподвижно, свесив голову, думая о чем -то.  Первые лучи солнца были единственными свидетелями ,    увидавшими слезу, скатившуюся по щеке Дахира  и исчезнувшую в  его бороде. ..

Уроженец Ляо,  к которому Дахир пришел, смотрел на гостя совершенно спокойно  и равнодушно.    Выцветшие от старости , его глаза были словно подернуты серым пологом, а морщинистое лицо выражало  полную отрешенность от грешного этого мира.

После обмена приветствиями Дахир уловил едва заметный знак хозяина  и присел  напротив старика.    Чуть помолчав, хозяин дома произнес надтреснутым голосом:

– Для меня  честь огромная принимать в доме своем  хаджиба самого великого хана, чье имя  прославлено в подлунном мире.    Что за дело привело тебя под мой скудный кров,  о  мудрейший  хаджиб?

Дахир чуть церемонно прижал ладони к груди:

– Желание припасть к источнику мудрости твоей,  почтенный Чжан  Вэй , заставило меня потревожить покой твой.

С этими словами, хаджиб положил на угол стола туго набитый кошелек.

Лицо старика осталось равнодушным , и  он произнес отрешенно, словно вел беседу сам с собой:

– Деньги тлен, милость неба безгранична.    Слушаю  тебя,   почтенный     хаджиб.

Дахир чуть прищурился и негромко проронил:

– Расскажи мне о яде змеи ку,   о ,  великий и мудрый Чжан  Вэй.   Много   в поисках истины переворошил  я  в сокровищнице знаний, но лишь непонятные иносказания и намеки  отыскать смогли мои глаза.

Старик  пожал плечами:

– Выслушай  притчу, мой гость, чья мудрость  равна храбрости, а сила разума не уступает силе нрава. Когда великий дух Тенгри вдохнул душу в первых людей,  то даровал людям и животным небо перевоплощения.   И получило оно название   «гу».  Одно переходит в другое,  перетекает,  словно вода , по камням горной реки. И даром этим  наделены были  и те  насекомые и животные, чья судьба  нести смерть.  Скорпионы, змеи,  многоножки,  разные твари ядовитые.      Их помещают в сосуд один.    Тот,    кто  сожрет  и отравит  остальных,  тот  обретает дар  гу,  или ку, как говорят на юге  поднебесной империи.    В малых дозах  гу дарует силу мужскую,  а женщина давшая мужчине гу, становится для него лучшей на земле.    Большая доза — смерть!

Холодный пот выступил на висках Дахира.    Старик заметил это  и произнес  устало, видимо,  утомившись слишком длинной для него речью:

– Ты испытал на себе действие гу,  мой почтенный гость.   И выжил  ты лишь  по какой-то  неизъяснимой  милости  небес.   Кто-то очень сильно просил небеса  о милости к тебе, вознося молитвы!   Что касается той, которая возжелала смерти твоей, то женщины Шаньси издревле славятся  умением готовить гу  и насылать порчу, привораживать мужчин  и  убивать бесшумно.

Старик  замолчал: и Дахир понял, что хозяин больше не скажет ничего, погрузившись в свои мысли.   Поэтому  хаджиб приложил ладонь к сердцу и произнес:

–Благодарю тебя, о , мудрейший.  Мне пора  расстаться с твоим кровом, несмотря на сладость беседы нашей.

Старик не ответил,      но   чуть заметно  качнул головой,  прикрыв глаза,  морщинистыми ,   словно у черепахи, веками.

Во дворце  хаджиб  подозвал к себе начальника стражи    и  что-то негромко приказал ему,   одновременно вложив тому в ладонь несколько монет.    Тот кивнул в ответ, жестом давая понять,  что приказ  Дахира будет выполнен немедленно.

….Дахир молча глядел на то, как  два муллы и сам шейх уль ислам  Самарканда, проводят обряд  «Сура  ак  Барат»  и читают молитву , очищая его дом  от скверны, принесенной недоброй гостьей  из края, где так любят колдовать и травить. Мало этого,  умеют привораживать мужчин , делая их  своими  очарованными слугами. И чаша, которую поднесла ему на пиру такая женщина, наверняка ,  содержала такое снадобье.   Теперь Дахир не сомневался в этом. Тем сильнее его разжигала жажда мести.

Когда, получив воздания, служители Аллаха ушли,  хаджи, повернулся и  пошел по направлению к дворцу.  Он шел не спеша, но горбилась его спина,  и свесилась задумчиво голова, словно мысли, бродившие у человека в голове, были тяжки, подобно горным валунам.