Олег Бобров

Уже три месяца , Дахир был в должности мухтасиба.

От его взора не ускользала малейшая оплошность слуг и рабов, он отлично научился видеть пороки и достоинства в душах людских.

Отдавая приказания, он не кричал не грозил, он просто говорил таким ледяным тоном, что обслуга порой  предпочла бы попасть на пытку, чем ослушаться этого каменного надсмотрщика.

Нет, Дахир не был груб, никого не избивал собственноручно, был сдержан, порой  приветлив и любезен.  Просто дворцовая челядь, была рада, когда мухтасиб в хорошем настроении, может что-то спросить о житейских пустяках,  что-то посоветовать в трудный миг.  Значит все хорошо, мухтасиб не сердится!

Значит, никто сегодня не будет наказан палками, никто не испытает на себе немилости. Мало кто догадывался, что Дахир с искусством лицедея, меняет маски.

Слишком рано он с не юношеской рассудительностью пришел к выводу, что в подлунном мире, нельзя верить никому. Человек зачат в грехе, в грехе живет. Тот , кто умеет использовать слабости, достоинства и пороки других, кто проникает в чужие помыслы,  будет властвовать.

И предчувствие это оказалось верным. Однажды, как всегда поутру, он рассказывал хану о том, как обстоят дела в дворцов хозяйстве. Внезапно, Тобчи- хан,  прервал его жестом и произнес:

-Вижу, что не ошибся в тебе. Только запомни Дахир: те , кто покорны, кто в услужении, должны ощущать длань того, кто наверху. Ежечасно и ежедневно. Тогда они будут лизать тебе руки. Если тот, кто правит,  даст слабину, —  откусят руку. Так было есть и так будет в этом мире. И ты стал мухтасибом, потому что ты чужой здесь. Ты не можешь сговориться и ударить в спину.  Бойся предать меня, Дахир! Даже подумать об измене бойся.

А  Дахир любил ходить в свободные часы по улочкам Аталыка. Город наполнялся с утра, криками водоносов, звоном кузниц, выкриками торговцев. Ах, какими тянуло ароматами, свежесваренного плова, испеченной лепешки, гончарной мастерской, запахом пряностей!

А что тогда говорить о людях? Кого здесь не встретишь?! Арабы, таджики, ханьцы смуглые индусы, путешественники из страны русов и синеглазые европейцы.  Все торгуются шумят, пьют, едят, покупают, продают.

Бьет ключом жизнь Аталыка!

..Уже перевалы начали закрываться снежными шапками, отогнали на давние кочевья стада скота,  ушли по своим становищам отряды племенных вождей. В отрогах гор,завыли привычную песню ветры,  и хмурилось небо.

И Дахир,  дворцовый  мухтасиб,  чутьем прирожденного лицедея и людоведа, ощутил, как по дворцу неслышной тенью,  походкой  призрака минувших времен, крадется тревога.

Она была неуловима, она ощущалась лишь в том, что теперь была удвоена стража у крепостных ворот и у стен дворца,  что Тобчи-хан, несколько раз по ночам вызывал к себе сотников и тысячников, о чем-то говоря с ними  в самом дальнем покое, безопасном от любопытных ушей. Тревога кралась в том, что несколько раз городскую стражу будили криками гонцы на взмыленных лошадях.  Гонцов принимали втайне  сам хан  и первый хаджиб, Рашид — Мирза.  А наутро свежие конские следы вели из Аталыка в степи и предгорья.

Слухи по городу, еще недавно веселому и готовящемуся к зиме, поползли, словно дым от степного костра, во время безветрия. Сперва  незаметно, тайком, затем все усиливаясь и разрастаясь.

Говорили о том, что враги  Тобчи-хана, осмелели и поднимают голову, что пахнет опять войной,  а иктадары с дальних кочевий сигналят тревогу.

.. Тобчи- хан глядел на Дахира , не мигая красными от бессонницы глазами:

-Слушай меня внимательно, мухтасиб, очень внимательно.

Сегодня ночью прибыл гонец. Он привез письмо. К нам едут на переговоры послы от шести кочевых родов.  Едут три брата – Абдул-Мелик, Фаик-Рахим, Абдул-Керим. Их ненависть ко мне известна. И едут они явно  не для дружеского пира. На сабле своей  поклялся я, что в землях моих не будет причинен им вред! Что скажешь ты, дворцовый мухтасиб?  Враги никогда еще не вели себя так уверенно. Выражали свое почтение, славословили.  А теперь передано письмо, полное наглости, полное скрытой угрозы и ощущения силы своей. Потому спрашиваю тебя, Дахир, что умеешь ты не только гадать на бараньей лопатке и по цвету облаков,  но и читать то, что начертано на клочках будущего, по обрывкам настоящего.

Дахир чуть поднял брови:

-Повелитель, нет смысла раньше времени сетовать на судьбу.  Сперва надо узнать, с чем едут недобрые гости, да еще пославшие наглое письмо.

Тобчи-хан, явно не желая делиться своими мыслями,  махнул рукой — дал знак мухтасибу, что тот может быть свободен.

.. Абдул-Мелик, Фаик-Рахим и Абдул-Керим прибыли в Аталык в сопровождении всего пяти воинов.

Они ехали по узким улочкам  с гордым видом, одетые в походные башлыки из верблюжьей шерсти.

Ни братья, ни сопровождавшие их воины не скрывали оружия — обоюдоострых палашей и луков, висевших у каждого за спиной.

Город встретил незванных гостей настороженным молчанием.

У ворот арка уже стоял посланный для встречи десяток гулямов в блестящих кольчугах.

Несколько мгновений , гости и хозяева недобро разглядывали друг друга. Наконец , старший из братьев Фаик — Рахим, произнес низким хриплым голосом:

-Салам Аллейкум! Мы посланы к Тобчи-хану, владыке Аталыка!

Десятник гулямов  гулко пророкотал в ответ:

-Вуалейкум  Ассалам, почтенные послы! Великий хан ждет вас. Но согласно обычаю, вы должны оставить на входе оружие.

Братья переглянулись чуть иронически и сделали знак воинам  слезать с седел и отдать сабли и луки.

…Тобчи — хан поднялся навстречу гостям

-Салам Аллейкум, почтенные!

Братья ответили на приветствие и, повинуясь жесту хозяина, присели на узорную кошму, украшенную изречениями из Корана. Воцарилось молчание.

Хан прервал его:

-Здоров ли ваш скот , почтенные послы? Удачна ли была дорога?

Абдул-Керим, низкорослый здоровяк с обветренным лицом и черными злыми глазами, ответил почти сразу же:

-Благодарим вас, почтенный хан. Скот наш здоров, удачна была дорога.

Эта старая форма приветствия, была ритуалом вежливости, не обязывавшим никого и ни к чему. И хозяин и гости, прекрасно это понимали.

Тобчи — хан хлопнул в ладоши, и на пороге появился Дахир.

Владыка Аталыка повелительно бросил:

-Время тоя, мухтасиб, пусть несут еду. Гостей требуется угощать.

Дахир низко поклонился и исчез за дверью, мельком успев увидать, что братья при виде его недобро прищурились.

..Гости  ели не спеша, время от времени, сыто порыгивая, тем самым, согласно обычаю,  воздавая должное мастерству повара  и гостеприимству хозяина. Тобчи- хан время от времени брал кусочек то одного, то другого блюда, как бы демонстрируя, что у него нет намерения отделаться от гостей с помощью отравы.

Но вот убраны блюда, воздана благодарственная молитва. И маска вежливости покинула лицо хозяина. Он коротко и сухо произнес:

-Я слушаю вас, почтенные послы.

Фаик-Рахим извлек из дорожной сумки небольшую шкатулку, разузоренную мастерами Куляба.

-Это просили передать тебе в виде дара главы четырех родов, Тобчи-Хан.

Хан открыл шкатулку. В ней на самом дне  покоились стрела и отточенный кинжал. Не нужно было быть мудрецом, чтобы осознать — это вызов на смертный бой.

С совершенно спокойным видом Тобчи- хан отложил грозный подарок в сторону и произнес:

-Слушаю вас, вестники войны!

Фаик-Рахим глянул на хана с едва скрываемой усмешкой:

-А речь наша будет коротка. Четыре рода —  Каньгу, Кунгчу, Барчак, Балалы, объявляют тебе войну. Кроме того, на помощь к ним готовы выступить  воины Ляо, твои соседи. Вот,  в общем-то и все. Можешь — защищайся. Когда снег сойдет с перевалов,  мы обложим тебя в Аталыке. У тебя всего пять тысяч воинов, они раскиданы по дальним кочевьям. Ты их собрать не успеешь. Мы выставим восемнадцать тысяч клинков. Сейчас мы отрезали тебя от перевалов. Даже гонцы к иктадарам  для сбора войска не проскочат. Если же вестники и доберутся,  подмоги  тебе не будет до весны. Сейчас ты в Аталыке,  словно в капкане волк. Только волк,  попав в капкан, отгрызает лапу, а ты в ловушке всей головой, Тобчи-хан. Голову сам себе  не отгрызешь. Тебе и городу твоему предстоит зима в ожидании гибели. Еще род Кунгчу, кровники казненного тобой Абдул-Тарика просили передать, что в шкуру быка будешь зашит не только ты,  но и беглый раб, убийца Дахир, имеющий при дворе твоем должность мухтасиба.

Лицо Тобчи- хана осталось спокойным, и он произнес ленивым тоном:

-У войны много ликов. Не спешите почтенные.

Абдул-Мелик с видом раскаяния развел руками:

-Это верно. Может быть,  мы и  спешим. Поэтому,  нас прислали к тебе с еще одним предложением. Ты чужак на землях этих. Твои предки пришли сюда 200 лет назад, готовясь к походу на Бухару и Самарканд. И поэтому сейчас тебе предлагают — уходи! Собирай свой род и уходи туда, где жили твои пра пра-пра-деды, то есть к верховьям реки Сары-Джус. Или еще куда-то, куда будет тебе угодно. Есть еще возможность. Весной ты открываешь ворота города и с саблей , повешенной на шее в знак покорности,   выходишь встречать  войско победителей, которые будут стоять у ворот города. Времени  на размышление тебе дается пять дней.  Через пять дней  мы покинем Аталык.

Молчавший до этого,  Абдул-Керим веско бросил, словно вбил гвоздь:

-Или жди весной нас у своих стен.

Тобчи- хан, сложил ладони на груди:

-Благодарю за беседу,  почтенные. Через пять дней я дам ответ. Вам же отведут место для отдыха в моем  дворце.

Фаик-Рахим хмыкнул:

-Нам горек будет хлеб твой, Тобчи-хан и тесен твой кров. Мы остановимся в караван-сарае Махмуда Хорезми..

Хан развел руками

-Иншалла! Как будет угодно вам, почтенные. Вы гости Аталыка. Сейчас вы — гости.

Когда за братьями захлопнулись ворота арка, Тобчи-хан сбросил маску флегматичности и равнодушия.  Движения его приобрели стремительность каракала.

Он хлопнул в ладони и приказал появившемуся на пороге стражу:

-Немедленно собрать всех приближенных в мои покои. Будет большой диван(совет).

.. Хаджиб, начальник гвардии, амир — начальник конницы, казначей  и Дахир, были в  зале уже через полстражи.

Хан говорил негромко и веско:

-Драться мы не можем.  Мы по весне не успеем собрать армию. Если и соберем, против одного клинка нашего выставят пять. Эти роды не терпят друг друга, но их объединила ненависть к нам.  Слухи о том, что мы обложены, побегут по городу. Найдутся малодушные. Уйти сейчас,  бросив все, по снегам и льдам, значит, погибнуть,  не дойдя до Иссык-Куля.  Мои предки пришли сюда, здесь кости их, их кровью полита земля Аталыка. И я не уйду. Тем более, не сдамся. Что скажете? Совет ваш, почтенные?

Амир, поседевший в рубках  степняк,  пожал плечами:

-Великий хан, мое дело — война! Смерти я не боюсь.

Тобчи-хан сокрушенно кивнул:

— Я понял тебя, Юсуф-Малик. Казначей  Абдул-Данияр? Ты что скажешь?

Казначей развел руками:

-Мудрость твоя велика, великий хан, но к весне у нас не станет припасов. Да и зиму надо пережить.

Хаджиб и начальник гвардии, только развели руками.

Молчавший   до этого  Дахир  произнес:

-Они уйдут через пять дней. Сейчас они в караван-сарае. Да пошлет нам всевышний  мудрость через эти пять дней.

Прошло два томительных дня. Небо над городом стало темнеть, с отрогов, завывая,  срывался колючий ветер и нес по городу снеговую замять.

Слухи, один страшней другого ползли по городу. Многие уже видили воочию, пылающий Аталык, горы трупов, вереницы пленных. И некому будет по обычаю лететь на коне в родное кочевье с печальным кличем: -Ой, родной  мой!- извещая о гибели родича. Всем будет суждена одна могила.

Дахир, дворцовый  мухтасиб, в эти дни,  казался совершенно безмятежным. Он перелистывал почему-то рукописи и свитки, справлялся с делами своими, словно не нависла на городом тень гибели.

Уже шел третий день, когда он обратил внимание, что служанка Гульнара, обычно ловкая, услужливая и расторопная, то и дело совершает ошибки. Несет не те приправы, роняет посуду, приказания  ей приходится повторять. Создавалось впечатление, что мысли ее далеко.

Дахир подошел ближе и увидал опухшие красные глаза женщины и мелко трясущиеся руки.

Решив, что мухтасиб в гневе, женщина припала с поцелуем к руке Дахира:                        -Господин мой, простите! Я.. не буду больше..

Дахир поднял брови:

-Ты больна, Гульнара? Что с тобой?

Едва слышно служанка пролепетала:

-Я здорова, но мой единственный сын, мой мальчик.. С  часа на час  Аллах призовет его к себе.

Дахир остро глянул на нее:

-Болен ребенок? Что с ним?

Из сбивчивого рассказа всхлипывающей женщины выяснилось, что сын Гульнары, пятилетний крепыш Саид,  то и дело теряет сознание, глухо кашляет, почти ничего не ест. А сегодня его трясет озноб. Дахир размышлял несколько минут, а затем приказал служанке:

-Иди за мной.

В своем покое он  полистал какую то китайскую рукопись,   взял из шкафчика две ханьские острые палочки и кожаную бутылочку с каким-то пахучим настоем.

Он стоял у постели мальчика, лежащего без сознания, и  размышлял о чем-то. Затем приподнял мальчугану веко, положил ему на запястье руку и вдруг бросил матери, больного ребенка:

— Держи за затылок!

Мгновенным движением  Дахир с помощью палочек  расцепил зубы мальчугана , полез ему в горло. И через миг на конце одной из палочек вытащил гнойный пузырь. На губах Саида выступила кровь, смешанная с гноем, он икнул и тяжело задышал, срыгивая раз за разом.

Дахир  вытер кусочком холста кровь с губ ребенка  и протянул   остолбеневшей  Гульнаре  пузырек:

-Это настой. Смазывай ему горло два раза в день.

Служанка упала перед  мухтасибом на колени и заголосила:

-Да прольется милость Аллаха на голову твою, господин! Я раба твоя! Чем мне благодарить тебя, великий  Дахир?

Дахир хмыкнул:

-Благодари великого Ибн-Сину и его «Канон лечебной науки»!

Гульнара цеплялась за рукав Дахира,  вопила во все горло, не слушая:

-Отныне  приказ твой —  закон для меня, о мудрейший мухтасиб! Чем я могу отблагодарить тебя?!

Дахир поморщился:

-Да есть один пустяк.. Я буду платить тебе по серебряной монете в день. Эти дни ты не будешь во дворце.  Ты будешь ходить по рынку и слушать про наших гостей. Все-все новости. Не нуждаются ли в чем? Собираются ли в дорогу? Нужны им припасы? Куют ли коней? Поняла меня?

Обезумевшая от счастья женщина припала к ногам Дахира:

-Господин мой! Я сделаю все! Я твоя раба, навек раба!

Дахир ушел, не слушая благословений.

Не был он  отродьем  шайтана из арабских сказаний,  не был порождением иблиса. Просто  так уж была устроена душа его, где великая любовь к мудрости, прозорливость и знание людей уживались в непонятном браке с черствостью натуры  и холодным расчетом. Тем более, что его самолюбию льстило, что завтра счастливая Гульнара, разнесет по всему городу слухи о его учености и мягкосердечии.

Прошел, словно растаял, еще одни день.

Послы развлекались в караван-сарае, отдыхая перед дорогой. Братья ели, играли на руде, метали в кольцо  дротик и джериды.

Фаик-Рахим,  который тяготился бездельем, строго глянул на братьев:

-Скоро в дорогу! Не забывайте, что город полон слухами. Соглядатаи   Тобчи-хана знают о каждом шаге нашем.  Будьте осторожней. Хан не их тех, кто сдается!

Абдул-Керим захохотал:

-Ух-ха-ха-ха! О чем донесут хану?! Что слуги заготавливают сушеный кизяк для костров?!! Что мы куем коней?! Тобчи-хану уже не поможет ничего!!!

И лица братьев расплывались в улыбке наглости!

.. Гульнара пришла к Дахиру, как и было оговорено,  после заката солнца.

Женщина произнесла с виноватым видом:

-Мой господин, слухов много. Но ничего, что могло бы  усладить слух твой, не сказано. Воины куют коней, слуги собирают вещи в дорогу и припасы покупают. Мне говорили, что послы хотят купить три ханьские  походные жаровни в дорогу.  Ищут по сходной цене, именно ханьские жаровни.

Лицо Дахира, осталось бесстрастным,  и он протянул женщине пару серебряных дирхемов:

-Благодарю тебя, Гульнара! Иди.

Если бы кто понаблюдал за Дахиром в этот вечер и ночь накануне отъезда послов, то решил бы, что дворцовый мухтасиб решил отказаться от своих обязанностей и заняться другим ремеслом. Он  то листал китайские трактаты, то проводил почти ночь в ханьском квартале, где жили ханьцы и купцы из страны Ляо, ближайшего аталыкского соседа. Затем пошел к мастерам,  делающим жаровни. Потом странный запах поплыл из полкоев Дахира.

..Послы,  предвестники гибели,  покидали  насторожившийся   Аталык.

Тобчи-хан, передал ответный дар вождям родов  стрелу. Это означало войну!

Отдав приказ держать войско наготове, усилить охрану у крепостных ворот, Тобчи- хан привычно обошел дворец. Погашены светильники, бдит стража. Вот и покой мухтасиба. Хан толкнул  дверь.

К его изумлению Дахир был одет по-походному. Высокие сапоги из кожи вола, плотный башлык , надвинутый на глаза, меховая шапка из волчьей шкуры.

Лицо хана вытянулось:

-Дахир, ты собрался бежать?

Мухтасиб ответил с легким поклоном:

-Нет, повелитель. Просто я хочу проверить  и познать три вещи. Предрекают ли,   облака волю неба и нельзя ли варить белых журавлей и хитрить с драконом?

Тобчи-хан потерял дар речи.  Явно, мухтасиб, повредился рассудком.  Однако, хан, не любивший предаваться первым чувствам и знавший,  что злить умалишенного опасно , лишь произнес сочувственно :

-Куда же ты поедешь сейчас, мой верный Дахир? Снег кружит над горами. Облака обещают снегопад.

Лицо Дахира осталось невозмутимым:

-Повелитель, именно это сейчас и главное. И это я должен видеть.

Поняв, что безумца не переубедить, хан только скорбно вздохнул и вдруг пораженный смутной догадкой, бросил:

-Погоди, погоди, Дахир! Сейчас открыта лишь одна дорога. Это путь на Сары-Коль! Этой дорогой уехали недобрые гости. Ты хочешь зачем-то проследить их путь? Зачем?! Чем это поможет?! Или.. ты надеешься на то,  что   что-то произойдет в дороге с ними?  То,  что спасет Аталык? В таком случае,  я еду с тобой!

На лице Дахира мелькнула тень, но он лишь покорно  наклонил голову:

-Воля твоя, великий хан.

Через полстражи, два одетых по-дорожному всадника были уже у ворот города.

Начальник караула  рявкнул:

— Запрещено покидать город!-но осекся , узнав в двух готовых к выезду людях, хана и мухтасиба.

Тобчи-хан бросил повелительно:

-Пусть два десятка стражников ожидают до рассвета у городских ворот!

..Снег валил все гуще, Дахир и Тобючи-хан пробирались по ущелью почти на ощупь. Уже ночь окутала своим покрывалом  предгорья. Хан понимал, что Дахир едет с какой-то ему одному известной целью..

Внезапно Тобчи-хан сделал знак мухтасибу придержать коня и произнес тихо:

-Мы уже миновали мои владения. Сейчас чужая земля.

И удивился, увидев, как Дахир,  вытирая мокрое лицо, счастливо улыбается, обнажая мелкие острые зубы:

-Великий хан, вот это что нам сейчас и нужно!

Внезапно он прислушался.  Тобчи-хан навострил слух , и его ухо различило конское ржанье.

Он глянул вопросительно, но Дахир сделал знак ехать дальше.

Вот и кривой  оледенелый скальный уступ. Дахир осторожно выглянул и извлек из походной сумки  два черных клока материи

-Великий хан, надо обвязать лицо.

Теперь сомнений у владыки  Аталыка не было  —  мухтасиб повредился рассудком.

Вскоре до путников долетел запах дыма. Глазам обоих открылась стоянка.

Почти погасший костер, две палатки, спутанные кони и призрачная тишина, которую нарушал лишь ветер, со стоном и визгом   продувавший ущелье. Ни одного человека.

Два всадника, оставив конейи ступая след в след, осторожно подняли полог одной из палаток. Здесь  вповалку лежали тела, все было залито кровью.

Те, кто искал здесь укрытие от снега и стужи,  убили друг друга. Вот и вторая походная палатка. Все залито кровью.

Фаик-Рахим и Абдул-Керим были мертвы.

Абдул-Малик стоял на четвереньках, глядя перед собой  безумными глазами и исходил кровавой рвотой. Увидав двух призраков с закрытыми лицами, он с животным ужасом на лице попытался вскочить,  но сильнейший приступ рвоты повалил его навзничь.

Дахир повернул лицо к хану и увидал, что ужас приподнял у владыки башлык на голове.

Дахир махнул рукой:

-Повелитель, пора уходить! Быстрее! Снег усиливается!

Загоняя хрипящих коней, они неслись подобно двум призракам, о которых ходят в горах  легенды и сказания.

Уже оказавшись во дворце, Тобчи- хан ошалело тряхнул головой:

— Дахир, что это было?!

Дахир,  устало протянув озябшие руки к жаровне, пояснил:

-Повелитель, помнишь,  я говорил про облака, белых журавлей и хитрость дракона?Вот все и сбылось. Снег заставил послов сделать привал. Поговорка про тех,  кто варит белых журавлей, напоминает о грехе гордыни и презрения к воле неба.  Дракон — покровитель не только воинов, но и книжников. Разве можно перехитрить книжную мудрость?!

Хан сокрушенно кивнул:

-А что же произошло? Почему они мертвы, а один безумен?

Дахир вздохнул:

-Это травка дунь-фань. Именно благодаря ей я обрел свободу.  Послы купили ханьские жаровни, а случайно, совершенно случайно , стенки жаровень  были пропитаны раствором дунь-фань. И пусть сердце твое не тревожится, великий хан.  Аллах покарал послов за самонадеянность и гордыню. И умерли они за пределами твоих владений. Так что не найдется языка способного оболгать тебя.

И только тут  Тобчи-хан до конца,  осознал с каким хитрым, умеющим все предвидеть человеком свела его судьба!  И в первый раз  за все то время, что Дахир был при дворе, он увидал, что хан глядит на него с затаенным страхом.