Я родился в г. Киеве 28-го сентября 1961 года. Отец – Филипп (Файвиш до года моего рождения) Дубинский – сын Моисея,  переплётчика, и Добы  Дубинских, киевлян.

Папа был человеком сложным, из тех, кого обычно называют философами: стена около изголовья его кровати была исписана краткими, афористичными высказываниями, приходившими ему в голову во время бессонницы.

Папа говорил, что в молодости его буквально распирала музыка и что он, если бы имел возможность учиться, мог бы стать композитором. Но война, эвакуация (папа был не годен к военной службе по состоянию здоровья – сколиоз позвоночника), необходимость зарабатывать на кусок хлеба, —  не позволили получить достойное образование и папа, обладая высоким художественным чутьём, выбрал для себя профессию фотографа. Достаточно сказать, что еврей Филипп Моисеевич Дубинский  12 лет! проработал главным фоторепортёром Высшей партийной школы в г. Киеве. Ценили, значит, за что-то!

Папа не был религиозным человеком, но, тем не менее, у изголовья его кровати всегда лежала Библия. Мои родители развелись, когда мне ещё не было 3-х лет. Папа полагал, что семьи живущие по религиозным законам (иудеи, христиане, буддисты, мусульмане), значительно прочнее, а значит – счастливее, чем «безбожные», в которых часты разводы, взаимная ложь, скандалы, измены.   В связи с этим, между мной и отцом происходили вечные споры: я, хоть и был достаточно хорошо знаком с Библией (был период, когда я посещал собрания баптистов и субботников-адвентистов), исповедовал атеистическое мировоззрение и не намерен был изменять своим убеждениям из преимуществ чисто житейского, прагматического характера. Я, будучи 14-15-летним подростком (в тот короткий 1,5- летний период, когда жил у своего отца) главную ценность религии видел, да и сейчас придерживаюсь тех же взглядов, — в морально-этических принципах, нравственности.

Кстати сказать, что на  книжных полках моего отца почётное место занимал 2-х-томник Бенедикта Спинозы, главное произведение которого, Этика, было самым серьёзным образом изучено; среди книг был Эммануил Кант со своим восхищением безусловностью нравственного закона внутри нас; Григорий Сковорода – бродячий украинский мудрец, поэт и пример человека на все века; Махатма Ганди – аскет, патриот, воплощённый принцип Л.Н.Толстого «непротивления злу насилием».   Почётное место занимали несколько томов последних работ, посвящённых комментариям и осмыслению евангельских текстов, ставшего библиографической редкостью, юбилейного полного собрания сочинений Л.Н.Толстого. Кстати, все эти книги стоят теперь на моих книжных полках ( отец ушёл из жизни в  Иерусалиме в 2005-м году). Светлая ему память.

Моя мама родилась в семье украинца Петра Евтихиевича  Дударенко  и еврейки Фани Самуиловны Ситняковской. Дед моей бабушки Фани, отец Самуила, Израиль Ситняковский, имел мельницу в Радомышле и, будучи человеком добрым и честным, пользовался заслуженным уважением у местного населения. Так, во время  еврейского погрома периода гражданской войны, будучи выведенным из своего дома со всей своей семьёй для расправы пришлой бандой, местные жители, не евреи, также принимавшие участие в погроме, заступились за Израиля Ситняковского, уверяя , что именно его семью следует пощадить, поскольку относились к нему с большим пиететом. Этот случай настолько из ряда вон выходящ и удивителен, что  сам по себе  характеризует степень порядочности корней моей семьи.

Мой дед, отец мамы, Пётр  Евтихиевич Дударенко, был человеком удивительным во всех отношениях. Он, бывало, приглашал в дом нищенку и, накормив обедом, незаметно вкладывал ей в карман купюру, провожая к выходу. На первую(!) свою зарплату купил зимнее пальто своему тестю, Самуилу, чтобы тот не мёрз, когда пешком, из экономии, был вынужден в лютый мороз ходить на работу. Работая инженером в Промстройпроекте, по ночам изучал микробиологию, учась на вечернем биофаке киевского университета, а на экзамене по этой дисциплине  профессор сказал, что такого блестящего ответа он ещё никогда не слышал и пригласил его тут же в аспирантуру. Но, война…

Его мать, Вера Григорьевна Дударенко, в девичестве Гагарина,  из обедневшего дворянского рода князей Гагариных, окончила институт Благородных девиц. Она, работая паспортисткой, была репрессирована Сталиным за помощь в оформлении документов беглому из ссылки белогвардейцу . Пройдя пытки в застенках НКВД, была сослана как враг народа.

Её сын, Петрусь, как она его называла, в первые же дни войны, имея бронь по состоянию здоровья (туберкулёз),  ушёл добровольцем на фронт, поскольку, сын врага народа, как он считал, не мог себе позволить не быть призванным в ряды воинов Красной Армии в столь трудный час. Он погиб на той войне, оставив  единственную дочь — Галю, мою мать. У меня сохранилась небольшая заметка из газеты «Вечерний Киев» , в которой довольно известный украинский писатель Вадим Собко вспоминает своё детство и тёплые дружеские отношения со своим двоюродным братом Петрусём Дударенко, моим дедом. Надо сказать, что у  деда Петра был хороший музыкальный слух и он часто любил петь украинские песни: «Взяв бы я бандуру»,  «Дывлюсь я на небо». Эти песни есть и  в моём репертуаре. Светлая ему память.

Моя бабушка Фаина (Фейга  по свидетельству о рождении) Самуиловна, хоть и была          дочерью традиционно религиозного человека, считала, что совесть  и есть Бог в нас, и суд совести – это и есть суд Б-жий. Бабушка Фаня, будучи убеждённой коммунисткой, в начале перестройки, когда появились статьи о преступлениях большевиков, пошла в свою парторганизацию и, положив свой партбилет, отказалась от членства в КПСС. Увлёкшись сионистской идеей, репатриировалась в Израиль, через год после меня, вместе с моей мамой, но, к сожалению, через год умерла. Похоронена в Иерусалиме. Светлая ей память.

Родная младшая сестра бабушки Фани, Вера Ситняковская, не создав своей семьи, всё тепло и материнскую нежность своей души вложила в меня: читала мне, ребёнку, стихи А.С. Пушкина, Корнея Чуковского, С.Я.Маршака. «Кошкин дом»  Маршака, я, в 4-х летнем возрасте! знал наизусть, с воодушевлением читая в лицах, стоя на табуретке. Может быть, именно тогда зародилась во мне склонность к декламаторскому искусству. Я  знал  практически наизусть «Руслана и Людмилу», «Сказку о рыбаке и рыбке», «Сказку о царе Салтане» А.С.Пушкина. До глубокой старости она сохранила ясный ум, имея множество друзей, ценивших её за искреннюю сердечность и готовность помочь мудрым советом.

Мои вокальные способности открылись  в возрасте 15-и лет, когда я, наслушавшись  ранних песен Владимира Высоцкого и  романсов в исполнении Николая Сличенко, с успехом стал исполнять их в компаниях, аккомпанируя себе под гитару.

Вообще-то, моё музыкальное образование началось в 6-летнем возрасте, когда меня записали в музыкальную школу по классу фортепиано. Но, то ли педагоги не сумели увлечь меня, то ли не было достаточно строгости в семье, чтобы заставить меня заниматься, то ли по какой-то иной причине, я , окончив с трудом 4 класса музыкальной школы, поставил жирную точку на своей карьере пианиста. И только в возрасте 14-и лет, перейдя жить к своему отцу, снова начал занятия в музыкальной школе, но по классу гитары, по-видимому, интуитивно предчувствуя, что гитара мне пригодится.

Папа, обнаружив во мне способности к пению, говорил, что родной брат  его деда  по материнской линии был кантором в синагоге. Что ж, вероятно, мне передался, в какой-то мере, талант моего прадеда-кантора. Кстати, забегая несколько вперёд, хотелось бы отметить, что я один год прозанимался на курсах канторского искусства при Большой иерусалимской синагоге.

Вокальному и актёрскому мастерству в каком-либо специальном учебном учреждении я не обучался. Но я , с восхищением внемля  великим певцам и артистам, — таким, как Николай Сличенко, Фёдор Шаляпин, Иосиф Кобзон, Михаил Козаков, Иннокентий Смоктуновский, Зиновий Гердт — считаю их своими Учителями и горжусь этим.

Моя мама, Галина Дударенко, окончила биофак Киевского университета, а затем успешно защитила кандидатскую диссертацию по энтомологии. После тяжёлого развода с моим отцом больше ни с кем семью создать  не пыталась. Работала в  укргосинспекции по карантину растений. Репатриировавшись в Израиль, была некоторое время активисткой   правой партии  «Емин Исраэль». Сейчас проживает в Ашкелоне. Долгих лет жизни.

Я, по окончании средней школы, поступил в медицинское училище, окончив его с отличием и дипломом фельдшера. Два года службы в рядах Советской Армии в качестве фельдшера ракетно-зенитного полка на Дальнем Востоке были трудной школой.

По возвращении домой работал при кабинете иглорефлексотерапии поликлиники для учёных Академии наук УССР, чрезвычайно увлёкшись этим замечательным  методом традиционной китайской медицины.

В конце 80-х на подъёме еврейского национального движения принимал участие в качестве певца в театре «Егудим» («Евреи»). У нас на квартире была размещена сионистская библиотека: много евреев побывало в ней. Я принимал также активное участие в молодёжно-сионистском движении «Бейтар», созданнм великим соотечественником Владимиром (Зэевом) Жаботинским.

В Израиле — с марта 1991-го года. Диплом фельдшера помог мне обрести профессию медбрата и я  по сей день зарабатываю на жизнь, облегчая человеческие страдания.

Моим хобби оставалось пение песен под гитару. Репертуар значительно расширился благодаря циклу песен на иврите: в основном это традиционные песни, религиозного содержания. Был период, когда я разучил несколько популярных песен на идиш. В какой-то момент я понял, что мог бы исполнять песни не только под гитару, но и под фонограммы, т.н. минусовки (песня минус голос). Один профессиональный музыкант записал мне несколько дисков популярных эстрадных минусовок. Вышло в копеечку.

Тогда мне пришла в голову мысль: не связываясь с дорогостоящими студиями звукозаписи, научиться самому «клепать», записывать песни под фонограммы, что я и сделал, приобретя минимально необходимую аппаратуру для домашней студии звукозаписи. Немного освоившись, я начал экспериментировать с декламацией поэзии, и попытался соединить чтение стихов и музыку.

Я увлёкся этим и записал под, на мой взгляд, подходящую музыку несколько стихотворений таких поэтов как Максимилиан Волошин, Александр Блок, Игорь Северянин , Николай Гумилёв, Гарсия Лорка, Уолт Уитмен и других. Результатом остался в общем и целом удовлетворён, хотя , с точки зрения профессионального звукорежиссёра, мои работы оставляли желать лучшего.

Однажды  предметом моих мелодекламаторских экспериментов оказалась книга Псалмов в переводе с иврита Верой Горт, уже давненько мной приобретённая. Связавшись с автором перевода по указанному в книге номеру телефона и получив её «добро» на звукозапись псалмов  в моём исполнении, я с воодушевлением принялся за работу.

Начитав весь цикл, регулярно списываясь с автором перевода и внося необходимые коррективы, т.е. часто полностью перезаписывая псалом из-за где-то неверного ударения или невнятного произношения одного-двух звуков, я представил свой труд на суд некоторых из своих друзей. Результат опроса был почти единодушен: «Слишком душераздирающе».

Что ж , вняв мнению критики, я перезаписываю весь цикл вторично, значительно снизив накал страстей и столь досаждающий слушателю, хотя и, на мой взгляд, оправданный материалом, уровень пафоса. Надо сказать, что ещё тогда, когда  я только купил книгу Псалмов и вчитывался в эти совершенно замечательные строки, меня смутило очень часто упоминаемое в них, хоть и не всуе, запретное четырёхбуквенное имя Б-га, т.н. Тетраграмматон, которое имел право произносить лишь первосвященник в Святая святых Храма раз в году  на Судный день. Впрочем, написанным оно могло быть, но не произносимым.

Вера Горт вначале была категорически против что-либо менять в тексте, но со временем, видимо, поняла, что это необходимо сделать и решилась внести необходимые изменения в текст в соответствии с требованием Традиции. Так возникла необходимость в 3-ем переиздании Книги Псалмов. Мне же ничего не оставалось, как, получив от автора текст со всеми коррективами, начитать его в 3-й раз, ещё более совершенствуя своё  мастерство декламатора.

Книга Псалмов  это удивительное творение!  Я, знающий многие псалмы наизусть, каждый раз не перестаю восхищаться глубочайшей искренностью и высоким духом этой древней и, вместе с тем, по-человечески близкой и понятной  мне, сегодняшнему человеку, поэзии. Я очень хочу, чтобы эти Псалмы услышало как можно больше людей.