Олег Бобров. Облака плачут кровью.  Глава 2

Аталык показался на горизонте, через две луны. На массивном каменном уступе, завиднелись массивные башни, верхушка минарета, крепостные стены.

Среди воинов понеслось оживление:

-Наконец-то!

-Вот и дом!

-Слава великому эмиру! Добыча славная!

-И отдохнем сейчас! Тридцать лун , с седла не слезали.

Тоскливо переглянулись и о чем-то тихо заговорили пленные, которым не было смысла радоваться, тому, что именно сейчас завершается их прежняя жизнь и начинается  жуткая дорога в рабство . Дахир, ехавший рядом с вереницей пленных на высоком рыжем коне, сделал вид, что его ничуть не заботит общее оживление, хотя по его душе просквозил ледяной ветер тревоги. Сейчас должна была решиться его судьба.

Все зависело от милости Тобчи-Хана.

В ночь после казни Абдул-Тарика, когда стали на ночевку и разожгли костры, владыка Аталыка, приказал позвать Дахира в свою палатку.

Когда тот вошел, то увидел, что владыка сидит на своем  ложе, сотканном из верблюжьей шерсти, перед кувшином, издающим аромат арака.

Увидев Дахира, хан отрывисто бросил:

-Проходи и садись.. ты сегодня мой собеседник, Дахир.

Когда Дахир осторожно присел  напротив хана, тот налил две чаши с тяжелым степным напитком.

-Пей, Дахир! Аллах, не видит, гневаться не будет!

Дахир сделал пару глотков и отставил сосуд в сторону.   Тобчи-хан одним духом опрокинул в горло крепчайшее зелье и вдруг бросил:

-Ты знаешь, кого ты казнил сегодня, Дахир? Ты знаешь, кого ты предал страшной казни, ты, беглый раб, убийца-отравитель? Отвечай!

Дахир прижал руку к груди.

-Великий хан, я казнил, по приказу твоему мятежника, Абдул-Тарик-хана! Я, согласно  слову твоему, обменял жизнь на жизнь!

Лицо хана скривила усмешка, сходная с судорогой.

-Ты казнил человека, который почти тридцать лет был моим побратимом! Вместе с ним, мы росли.  Видишь этот шрамик у меня  на щеке?  Это мы с ним состязались , играя в улакчи. Вместе мы ходили в походы, делили добычу и наложниц. И я поклялся, что не пролью крови его! Вот поэтому.. , — мысли хана начали путаться , и он заговорил отрывисто и бессвязно, —  он умер  без пролития крови.. Проклятие его.. предсмертное.. Он из побратима стал злейшим врагом.. Он стал злейшим мятежником..  Он грабил и крушил.. в моих владениях.. Он хотел власти.  Запомни , Дахир.. теперь нет обратной дороги… Ладно, ступай.. В Аталыке.. мы будем говорить.

Дахир поднялся и низко кланяясь,  начал пятиться к выходу.    Хан , не обращая на него внимания, сидел спиной,  бормоча что — то себе под нос.

..Ворота Аталыка, сложенные из скального Дуба, дерева каменной крепости, были открыты. Конница устремилась внутрь города, под громкое пение торжествующих труб и рокот барабанов.

Город ликовал. Толпы людей деловито оглядывали вереницы пленных, телеги с добычей. Со всех сторон неслось:

-Велик наш хан!

-Да славится имя Тобчи-Хана!

-Славная добыча! Надо будет купить себе пару наложниц!

Люди, которым суждено было надеть рабские колодки, шли, словно по раскаленным углям, под взглядами аталыкцев, глядевших на них, уже как на свою собственность.

Самое горькое заключалось в том,  что будь чуть милостивее судьба, они с таким же выражением, оценивали бы жителей Аталыка, попавших в плен.

Нет мира, на границе великих степей и вечных снегов! Нет здесь мира и не будет!

Вот и крепость города,  арка, сложенная из вечного камня, обмазанная глиной,  мощная стена, толщиной в восемь локтей.

Во дворце, отмахнувшись от приветствий  и  отдав распоряжения командирам сотен и тысяч, Тобчи- хан, устало бросил кланяющимся слугам:

-Воду для омовения и трапезу!

Затем  обернулся к безмолвному , словно изваяние,  Дахиру:

— Сперва  омовение и намаз. В трапезной тебя покормят. Затем проводят в мои покои.

И пошел по переходам дворца, развалистой походкой степняка.

..Дахир,  одетый по приказу хана  в новый халат и обутый в  тисненные узорами ичиги, на миг остановился перед дверью, ведущей в покои аталыкского правителя, и невольно задержал дыхание. При всей холодности и рассудочности своей натуры, так несвойственной молодости, он понимал, что сейчас решается его судьба.

Два гуляма-тюрка у входа, стоявшие с обнаженными клинками, отточенными до зеркальности, глядели на него совершенно равнодушно, будто он был статуей или предметом мебели. Однако каждому было ясно, что это равнодушие обманчиво, словно зимняя ночь в степи, когда оттепель сменяется внезапно лютым морозом.

Один знак хана —  и не угодивший   владыке отправится либо в пыточный подвал, либо на встречу с райскими гуриями. Внезапно возникший, словно сотканный из воздуха, начальник гулямов, угрюмый сотник ,  со шрамом от сабли, через все лицо, сделал стражам знак,  и они опустили вниз клинки, давая Дахиру проход в покои повелителя.

Тобчи-хан сидел за низеньким столиком, лицом к вошедшему и что-то писал на пергаменте пером-каламом, держа немного неловко это творение писцов и поэтов в огромной руке, более привыкшей к сабле и копью.   Он поднял голову   и, отложив написанное  в сторону,  милостиво кивнул Дахиру:

-Проходи, будь гостем.

Дахир прижал руки к груди, отвесил низкий поклон и осторожно уселся на подушки, незаметно бросив взгляд на окружающую обстановку.

Покои хана были занавешены коврами, с развешенным на них оружием. Узоры  в виде изречений из Корана, кальян в углу, маленький шкафчик арабской работы, сотворенный из ливанского кедра, низкое ложе.

Хан подпер щеку рукой и несколько мгновений в упор разглядывал гостя, словно увидал в первый раз. Затем лицо владыки стало жестким , и он заговорил:

-Надеюсь, доволен ты приемом, который оказали тебе во дворце моем, Дахир?

Дахир склонил голову и прижал руки к груди:

-Благодарность моя безмерна, великий хан.

Тобчи-хан хмыкнул:

-Благодарность в нашем грешном мире, товар летучий, словно птичий пух. Есть  и  нет.А теперь слушай меня внимательно, Дахир,  и оцени, сколько весит сейчас жизнь твоя, на чашах судьбы. Ты казнил моего бывшего побратима, выполняя мой приказ. И для тех, кто остался из его рода, ты сейчас враг, враг кровный. Ты можешь, если желаешь уйти, куда подует ветер.

Ты выкупил свою свободу. Однако, любой из рода Абдул-Тарика сочтет для себя честью вонзить тебе нож в горло,  где бы ты не находился.

Хан загнул большой палец:

— Первое, Дахир! Как говорят арабы — «слушайте и не говорите, что не слышали , правоверные!» Месть пойдет за тобой следом, как охотник за подранком, Дахир.

За большим пальцем,  последовал указательный:

-Вторая грань клинка, гость мой. Ты можешь вернуться домой. Там для всех ты — беглый раб и отравитель. Что ждет тебя?  По глазам вижу ,  догадался. Впрочем, на это много ума не надо. Тебя ждет казнь или тебя выдадут родственникам  отравленных тобой  для кровной мести.  Понимаешь меня?

Дахир, старавшийся сохранить  бесстрастное лицо, ощутил, как липкий пот ужаса стекает по спине:

-Да, великий хан! Я все понял,  еще когда казнили Абдул-Тарика. И сейчас  лишь длань твоя и справедливость суда твоего порукой мне.

Тобчи-хан чуть нагнул голову и стремительная, словно взмах клинка, усмешка, мелькнула на его губах:

-Молодец!! Ты показался мне догадливым и умным с самого начала. И можешь быть,  полезен мне.  Если , конечно,  сумеешь доказать это.

Дахир наклонил голову:

-Великий хан, я готов…

Владыка Аталыка перебил:

-Довольно клятв и пустословий.  Знаешь языки и грамоту, обучен счету?  Говори , Дахир, не лукавь.  Все мы в руках Аллаха, но милость его по крупицам рассыпается перед всеми, не все могут разглядеть их и подобрать. Говори.

Дахир, откашлялся, ощущая как пересыхает в горле,  и стараясь не спешить, заговорил:

— Я знаю языки арабов, таджиков, дарвази, узбеков, понимаю язык ханьцев и ляо. Умею читать на этих языках и писать. Обучен  счету, разбираюсь в травах и немного в канонах лечебных.  Отец обучил меня владению оружием. Вот и все, великий хан.

Тобчи-хан мелко засмеялся:

— Ох-хо! Ах — ха-ха! Владеть оружием, ах-хаха-ха! — и отсмеявшись, продолжил уже прежним повелительным тоном:

— Владеть оружием  в Аталыке  обучены и мальчишки, Дахир! Мне это не нужно.  Без тебя,  есть кому сражаться!  А вот то, что ты знаешь грамоту, языки и наречия, важнее. Поэтому..

Он замолчал,  собираясь с мыслями, и это молчание  было для Дахира страшнее,  чем трубные звуки, предшествующие появлению ангела смерти Азраила. Хан выждал, наслаждаясь растерянностью собеседника, и продолжил:

-Ты получаешь должность дворцового мухтасиба — надсмотрщика за рабами и прислугой.  Ничто в их деятельности, не должно ускользнуть от тебя.  Любая мелочь, должна быть тобой замечена.  Фирман о том, что ты теперь под моей дланью,  готов будет через пол-стражи.  Той(пир) по случаю победы будет сегодня ночью.  А сейчас, мухтасиб-Дахир, я хочу показать тебе дворец. Вступая в должность, ты должен все увидеть своими глазами.

Хан стремительно встал , и Дахир, осознав, что сейчас нужно выразить почтение всеми способами и благодарить, склонился в низком поклоне,  взял в ладонь полу халата владыки  и припал к ней губами:

-Великий хан, да будет к тебе и потомкам твоим, милость Аллаха!

Тобчи-Хан ответил нарочито равнодушным тоном человека, привыкшего к славословиям:

-Сказано в коране,  «каждому по делам его!» Вставай и пойдем.

На пороге возник уже знакомый Дахиру  угрюмый сотник, вставший рядом с ним, привычно положив ладонь на рукоять кинжала, висевшего на поясе.    Они шли по переходу дворца , сзади сотник, глядящий неподвижным взглядом в спину Дахира, потом Дахир,  и впереди, на правах полного хозяина, сам Тобчи-Хан. Хан, не обращая внимания на  привычно кланявшихся слуг и рабов, говорил:

-Сейчас ты увидишь, Дахир, что Аталык, где живет род мой, чей символ — верблюд,  животное упорное, терпеливое, не прощающее обид,  — воистину  осколок славы не только Караханидских каганов,  но и Саманидских владык и арабских халифов, увы, утративших прежний блеск и величие.

…В оружейной все было занято орудиями смерти

На стенах  висели в специальных ящиках лежали персидские, арабские, индийские сабли, прямые обоюдоострые палаши , копья, висели кольчуги, шлемы и доспехи , склепанные из пластин, сотворенные мастерами разных стран. Скольких воинов помнили они, через сколько битв прошли, сколько крови испили? Об этом могли  бы наверное, сказать несколько столетий, да души храбрых воинов.

Увы, века, и ушедшие в мир иной, порой очень молчаливы.

Хан пояснял  с видом человека, который повествует о любимых и необходимых вещах:

-Вот это клинки индийского булата «кашьяп».  Видишь клейма делийских оружейников, Дахир? Это булат из Дамаска и Алеппо. Вот это доспехи которыми пользуются в стране румийцев.  Они тяжелы, но делают воина малоуязвимым в бою. Вот эти шлеммы, очень любят арабы.. Вот чем, мухтасиб,  завоевывается и держится любая власть в нашем качающемся мире. Вот персидский клинок, видишь, на нем, изречение из Корана » каждому,  по делам его».

За оружейной последовала сокровищница, хранитель которой, хромой одноглазый старик, склонился в низком поклоне и исчез, словно тень.

Сундуки с золотыми и серебряными монетами разных стран и народов, короба с драгоценными камнями и украшениями, занимали массивный подвал дворца. С равнодушным видом, хан подкинул на ладони несколько монет:

-Это добыча моих предков, пришедших на земли эти два столетия назад. И еще плод моих трудов неустанных, Дахир. Это то, что должно служить не только мне, но и моим потомкам, да пошлет Аллах им славу и величие! Ты согласен со мной, мухтасиб?

Дахир склонил голову:

-Истина в словах твоих, великий хан. От одних людей приходят драгоценности, переходят в руки другие. Такова воля Аллаха!

На мгновение, Дахир скосил глаза и увидал, как жадным огнем полыхнули глаза,  неотступно следовавшего за ними, как тень, сотника-гуляма.

Тобчи-хан сделал гостеприимный жест

-Пойдем, я покажу еще одну сокровищницу. Надеюсь, ты оценишь ее.

Комната, куда они вошли , была заставлена резными ларцами, шкафчиками, стены увешаны полками.  И всюду  на людей глядели книги, рукописи, свитки.

При всем своем хладнокровии Дахир, обожавший мудрость книг, едва заметно, прикусил губу, как гурман при виде неслыханных лакомств, поданных на стол.

Заметив это, хан чуть лукаво бросил:

-Вижу, что и в самом деле ты  не чужд науки книжной мудрости. Гляди, оценивай.

Дахир с легким  благоговением коснулся одной сокровищницы мудрости.

Канон лечебной науки, несравненного Ибн-Сины. Искусство войны знаменитого ханьца Ла-Цзы,  ханьские наставления по травам и болезням,  астрономические труды Аль-Бируни, рукописи путешественников Ибн-Фадлана,  Аль Хорезми.  Да разве возможно все перечислить? Разве возможно глядеть на это без трепета душевного?!!

Дахир настолько увлекся книгами, что взял в себя в руки, лишь когда услышал голос хана:

-Но это все мудрость веков. А живем мы в мире грешном. Пойдем, мухтасиб, поглядим на другие  помещения моего скромного жилища.

К полудню Дахир с ханом и сотником  обошли трапезную, побывали в застенке, пропахшем кровью, рвотой, испражнениями.

Сотник, Тобчи-хан и Дахир, были свидетелями того, как палачи деловито и умело растягивали на пыточном столе, какого-то несчастного, оказавшегося фальшивомонетчиком, и тот истошно орал,  портя воздух гадким духом.

Когда уже покидали застенок, на лице владыки Аталыка проступила гримаса брезгливости:

-Он знал, что ждет его в случае, если его злодеяние будет открыто. Однако, алчность оказалась сильнее.

.. Вечером после намаза и омовения Дахир сидел на пиру в покоях хана. За низеньким столиком собрались все приближенные владыки, военачальники, хаджибы(советники), казначей, иктадары (держатели земли)

Вздымались чаши, от обилия фруктов стоял вязкий аромат, ломились столы от различных блюд.

Чего здесь только не было!

Плов,  приготовленный двенадцатью способами, телятина тушеная в соке граната, запеченный джейран,  стоящий на блюде на четырех ногах ,  бараньи головы с пряностями, фаршированные улары и многое многое другое для услаждения желудка и взора пирующих. .

Дахир поднимавший чаши со всеми, прислушивавшийся к крикам пирующих во дворе( там пировали воины и слуги), пил мало, время от времени, окидывая взглядом приближенных хана. Раскасневшиеся лица, сытое рыгание, похвальбы и славословия в адрес хана. Блеск расшитых халатов и звон речей,непременные гости праздничного тоя.

Сам Тобчи-хан , сидевший на небольшом возвышении, поднимал чаши, ел с аппетитом то, что подносили ему раболепные слуги, но Дахир проницательным взглядом видел, что владыка глядит трезво, оценивающе, порой скрывая чуть насмешливую улыбку.