Олег Бобров. Облака плачут кровью. гл. 5

Славная весна захлестнула предгорья.  Скот на выгонах терял разум свой,  от птичьего  переклика,  звенела даль небес.

Самый угрюмый житель Аталыка, невольно улыбался глядя на играющих детей или созерцая ветку цветущего горного персика.

Самого сурового хозяина Аталыка, не минула пора восторга перед жизнью. Будучи в хорошем настроении, он обошел коновязь,  поговорил  с начальником гвардии,   и мурлыча под нос какую — то песенку, шел по направлению к трапезной.

Увидав Дахира, хан дружески кивнул ему:

-Как дела твои, мухтасиб?

Дахир ответил сдержанно:

-Все прекрасно , великий хан!  Милость неба над нами!    Благодарю за заботу твою, владыка.

И Тобчи — хан ощутил, что веселость его не заразила Дахира, что мухтасиб чем то озабочен, о чем — то напряженно думает.  Хозяин Аталыка чуть прищурился:                        -Что гнетет тебя, Дахир? Может быть,  совет мой и участие, избавят твою душу от скорби?

Дахир ответил, через мгновение, видимо, понимая, что сомнение разделенное на двоих , легче разрешается:

-Все по воле Аллаха, повелитель! Приехали мои братья — Керим и Али- Азман! Они жаждут припасть к ногам твоим ,  повелитель.  Клянутся служить тебе до вздоха последнего.  Они сейчас  в городе на постоялом дворе, приводят себя в порядок.  Скоро будут  здесь. Недобрая ухмылочка пробежала,  и исчезла в бороде хана:

-Братья? Те,   которые предали тебя, оставили в рабстве?   В моей власти, приказать страже, гнать их палками из города? Хочешь?

Судорога, еле заметная,  исказила лицо Дахира.     Он  тихо произнес:

-Иншалла!! Мы не видались  много весен, владыка.

Хан пожал плечами:

-Твое право, мухтасиб!  Если желаешь, пусть будут они  твоими гостями.   А там    на милость  всевышнего!

Керим и Али-Азман, склонились в поклоне перед ханом, сидевшим на возвышении с каменным лицом:

-Салам аллейкум, великий хан! Да продлятся дни твои к удовольствию твоему!

Тобчи-хан ответил сдержанно:

-Салам аллейкум , почтенные! Мой мухтасиб  Дахир, сказал, что вы его родные братья и жаждете, что бы я преклонил слух к речам вашим! Слушаю вас.

Старший из братьев , Керим, заговорил, почтительно прижимая руки к груди и наклонив голову:

-О великий хан! В милости своей неизреченной, аллах воскресил брата нашего ,  Дахира! Мы узнали, что брат наш у тебя в великой милости!     И мы готовы служить тебе,  так же как и брат наш.

Лицо хана осталось равнодушным:

-А что умеете вы?! Какая служба по душе вам,  почтенные?

Али-Азман, отвесил поклон, делая шаг вперед:

-Я был  мухтасибом на рынке в Абиверде, а мой брат Керим умеет объезжать коней и знает соколиную охоту.

Тобчи-хан, молчал несколько минут, а затем, с трудом сдерживаясь, произнес :

-Трудно  мне подобрать должность для  вас, почтенные!   Трудно найти работу тому, кто не выкупил родного брата из темницы, тому,  кто предал собственную кровь!  В моем  роду,  бросивший  родича,    в бою, в беде,  на поле боя,  уже , изгоняется и предается проклятью!    Брат ,   бросивший брата,    покрывает себя несмываемым позором!    Кто поверит вам, если будет знать о преступлении вашем,  а ?! Сейчас я могу приказать и вас привяжут к позорному столбу или измочалят о вас палки!

Тобчи-хан, не  спешил влезать в дела слуг своих или воинов, но сейчас в нем заговорила родовая гордость степняка.

Братья издали пронзительный вой:

-Великий хан, помилуй нас! Аллах покарал нас, безумием! Мы считали брата своего погибшим!! Помилосердствуй, великий хан!!

Тобчи-хан брезгливо и устало бросил :                                                                                               — -Счастье ваше, что преступление вы совершили давно и не на моей земле!    И пусть судьбу вашу, решает брат ваш!  Вы его гости, а не мои!   Простит он вас, тогда можно будет думать о вашей службе! А сейчас.. пошли вон отсюда! Не давайте гневу расцвести в сердце моем!

…Дахир глядел на братьев , сидевших за богато накрытым столом,  и непонятная улыбка гуляла по его лицу.     Из разговора с братьями не составило ему труда понять, что как только на шею ему набили рабскую колодку, братья очень быстро забыли о его существовании и, красиво выражаясь, принялись «быстро измерять ковер земли»,   то есть по бежали из родного города  Мехтиабада ,  за Амударью, найдя пристанище  в Рейсе.

Здесь Керим быстренько женился на очень богатой вдове,  а Али–Азман, поступил на службу в качестве мухтасиба на городском рынке.  Жена Керима очень быстро оставила этот мир, и вдовец получил возможность жить,  ни в чем не нуждаясь, а Али-Азман, быстро снискал себе репутацию жестоко  и очень придирчивого надсмотрщика, думающего в первую очередь о своем кармане.

Состояние оставленное Кериму иссякло, а Али-Азмана, по его словам» лишили должности чужая злоба и зависть, нашептанные правительнице города злыми завистниками» Грубо говоря, правительница Абиверда, правившая до совершеннолетия своего сына, городом , как и всякий владыка, не любила, что кто-то шарит в карманах подданных,  кроме нее. И хотя рыночные мухтасибы собирали доплату к жалованию  в собственный кошель всегда и везде, Али-Азман, по всей видимости, зарвался.  Слух о его алчности дошел до ушей правительницы, и старший брат Дахира должности лишился.  И теперь братья приехали в Аталык просить Дахира о покровительстве.

Сейчас  они,  сыто рыгая, раскрасневшись от еды и выпитого арака, наперебой говорили, забыв о недавних страхах:

-Ты славно устроился, брат наш, Дахир!!

-Дахир, великий хан преклоняет слух свой к голосу твоему!! Брат наш, мы счастливы, что ты,  в  славе и почете! Аталык — славный город!  Здесь наверно хорошая охота и ласковые шармуты (проститутки).

Дахир слушал их и с тихим ожесточением, понимал, что братья,  предавшие его десять весен назад, убеждены, что все забыто и затерто временем. Они думают, что их подлость и низость давно смыта ручьями прошлого.    И осознание того, что перед ним сидят родные братья, отличительной чертой которых , являются  чванство и спесь, приносило мухтасибу боль почти физическую.  Они убеждены, что у них в должниках весь мир, а уж что говорить   про  родного брата?  Тем более, брата младшего.    И без сомнения, они предадут еще раз, не задумываясь.

Керим  пьяно потянул Дахира за рукав халата:                                                                                              -Дахир, попроси хана, пусть даст мне должность  мухтасиба!

Али-Азман, перебивая брата, произнес :

-Нет уж, мухтасибом был я!  И буду им вновь! Брат мой, Дахир, давай жить, как и раньше! Мы братья, которых разделила судьба!  А теперь мы воссоединились.

Ах,  если бы мог, Дахир сейчас бы сказал. ..

Он сказал бы, как скребутся в яме крысы, стоит зловоние, как развлекаясь , бьют палками стражники, каков вкус смерти, когда лежишь обессилив  в степи.  Он бы поведал о том, что свою свободу купил жуткой ценой.

Ничего этого Дахир,  братьям говорить не стал. Он положил на стол кошелек с округлыми боками , полный серебра и поднялся :                                                                                -Сейчас вы гости мои, братья! У меня сейчас много дел!  Отдыхайте и Аллах, думаю, поможет решить судьбу вашу !  Недаром,  в Коране написано:   каждому по делам его!

Если бы братья только прислушались к словам Дахира, хотя бы еще раз покаялись искренне или поинтересовались, как собирается решить их судьбу мухтасиб, может быть , все пошло бы не тем путем, каким пошло. Однако неприкрытая алчность с которой братья разглядывали кошелек с серебром,  как пишут в арабских летописях «смутила положение и меру вещей,  и порядок в мире покачнулся»

 

…. Аталык затихал, надевая на себя покрывало ночи.

Гасли светильники в домах и на постоялых дворах, воины на стенах  зажигали факелы, перекликаясь, по улицам  с фонарями шли городские стражники.  Отошел ко сну  и дворец. Погасли огни в трапезной, на женской половине, одним словом, все начали вкушать сновидения, до утра оставив заботы и беды человеческие. Лишь  в покое дворцового мухтасиба еле видным огоньком тлел крошечный масляный светильник. Дахир сидел за низеньким столом и,  опустив голову на ладони, о чем — то напряженно размышлял, глядя в одну точку.                                                                                   Утром, придя на постоялый двор, он обнаружил, что братья весело проводят время, уже отведав удовольствий, купленных на его деньги.

Керим, ночью развлекался на улице,  отведенной городским шармутам и судя по зевкам, пришел на постоялый двор  лишь под утро, а Абдул-Азиз играл в кости и пил арак, поэтому был в настроении азартном.

Братья встретили Дахира гоготом:

-Славные шармуты в Аталыке, ласковые!

-Га-га-га!! Сегодня надо отыгрываться!  Дахир садись с нами играть! Ты всегда сторонился игры!!!

Мухтасиб отрицательно качнул головой:

-Простите, братья, у меня много дел, видит Аллах! Что желают души ваши?

Керим ответил с пьяноватым задором:

-Рвать цветы наслаждений желает сердце мое! Будет должность от щедрот великого хана, я буду исполнять ее!

Абдул-Азиз,  бывший  чуть трезвее брата,  пожал плечами.

-Я купил ловчего сокола.  Думаю ,  завтра  с рассветом   отправиться на охоту в горы!

И тоска мелькнула во взоре Дахира.

Горько понимать, что червоточина поселившаяся в душах братьев ,  десять лет назад, сожрала их совсем.   Они ничего не поняли и ничему не научились!

Дальнейший путь Дахира лежал через рыночную площадь города, еще только заполнявшуюся людьми. Вот он подошел к высокому худому нищему, выпевавшему молитвы на углу,  и что-то тихо сказал ему на ухо.   Тот,  чуть прикрыл глаза в знак того, что все понял и принял к сведению.

…Звездный полог раскинулся над горами, и скалы скрыла ночная мгла, когда Дахир подъехал на коне к городским воротам.  Начальник караула, узнав мухтасиба, согнулся в поклоне

-Почтенный   мухтасиб, желает ехать,  на ночь глядя?    Может,  дать воина в сопровождение или несколько человек?

Дахир отрицательно мотнул головой :                                                                                       — Благодарю, не стоит. — Монета легла в ладонь начальника караула.    — Единственная просьба, пусть мне откроют ворота, через три-четыре стражи. Я еду по делам великого хана.

Воинский начальник кивнул головой:

-Послушание и повиновение.

Дахир выехал за пределы города  и направил коня чуть южнее, туда ,где разговаривала со скалами полноводная горная река , носившая имя Кара-Су, что переводится как «черная вода».

Там,  в двух фарсангах от Аталыка, лежал предмет его ночной поездки, крошечный пригород Аталыка , с названием одноименным реке.  И название этого поселения, как нельзя лучше соответствовало нравам и роду занятий  его обитателей. Здесь находили себе пристанище те, кто был всегда не в ладах с законом.  Между собой они именовали себя любителями звезд и луны. Грубо говоря, здесь жили воры и бродяги, способные за соответствующую мзду перерезать горло, обчистить карманы, влезть в чужой дом.

Между ними и стражниками Аталыка было заключено негласное соглашение, согласно которому за пределами ханства, они могли делать все,  что им заблагорассудится. Но если обитатель пригорода попадался за своим тяжким ремеслом в пределах Аталыка, то его ждала горькая участь.

Его могли забить на смерть на рынке  за краденый кошелек, мог отхватить мотыгой  голову хозяин , заставший вора у себя в саду  или в доме, и так далее. Не стоит упрекать жителей Аталыка в жестокости. Немилосерден был век.

Если же  попадал  лихоимец  в руки стражи, то в лучшем случае он лишался руки или уха.  Большинство жителей Аталыка знали обитателей становища в лицо, но считали, что каждый зарабатывает на хлеб, как может. По крайней мере, пока это не касается их самих. С другой же стороны, здесь можно было, опять же за деньги, узнать то, что не предназначено для оглашения, заключить не слишком законную сделку, спросить о пропавшей  вещи.

Дахир подъехал к низенькой оградке, с которой начинался разбойничий пригород .  Невысокая оградка, резная дверь.  Стен здесь не ставили.   Не было в Аталыке  безумных,  рискнувших   бы  наведаться сюда    с недоброй целью.

Мухтасиб не сомневался, что давно из ночной мглы за ним следят десятки острых глаз. Дахир стукнул висевшим молоком в ворота, и через мгновение чей-то грубый голос  поинтересовался:

-Что ищешь ты, почтенный,  здесь , в час   столь поздний?

Дахир ответил сухо:

— Я к Абу-Муслиму! Он знает обо мне.

Хорошо смазанная дверь распахнулась бесшумно. Абу-Муслим, смахивавший видом,   на доброго сказочного персонажа дедушку Турахона, широко улыбнулся:            -Нам оказан почет, великий почет! Сам мухтасиб Дахир осчастливил нас.

Однако  эта улыбка и безобидный вид могли обмануть кого угодно, только не Дахира. Абу-Муслим держал в стальной рукавице всех обитателей Кара-Су и самые отъявленные негодяи не рискнули бы перейти ему дорогу, зная,  что удавкой, ножом и саблей старик владеет,  как умелый гончар глиной и кругом.

Дахир кивнул:

-Я к тебе , почтенный Абу-Муслим.  Есть разговор.

Они присели за низенький столик и Дахир, зная,  что здесь ценят краткость, извлек   из-за пазухи мешочек с деньгами.  Хозяин дома на глаз  оценил его толщину и кивнул головой, давая понять, что продолжение беседы ему интересно…

Еще через три стражи Дахир уже подъезжал к воротам города.

Охрана, увидав его, открыла боковую дверцу, предназначенную для припозднившихся спутников.

Прошло ,  пролетело два дня.

И рынок  Аталыка, и дворец хана, гудели новостью: братья мухтасиба, почтенного Дахира, один за другим  были призваны к себе Аллахом.

Керима нашли с разбитой головой на улице, где обитали шармуты.                       Судя по запаху, он был сильно пьян   и упал неудачно, ударившись о каменный выступ.  Абдул–Азиза обнаружили пастухи — он на охоте сорвался в пропасть вместе с конем.

Узнав о смерти братьев, Дахир молча повернулся и с каменным выражением лица проследовал в свой покой.

Утром Тобчи–хан поинтересовался:

-А почему я не вижу Дахира?

Один из стражников, ответил равнодушно:                                                                                         — -Великий хан, он заболел.  Он не выходит из своего покоя,  из-за двери слышны стоны и бормотание.

Срочно пришедший по вызову дворцовый лекарь–табиб, осмотрев мечущегося на постели мухтасиба, пожал плечами:

-Все мы в руках Аллаха.  Нервная горячка, если верить канонам великого Ибн-Сины.  Видимо, смерть братьев расстроила,  мозг и душу мухтасиба.

Дахир метался на ложе, бормоча:

-Аллах,  ты караешь меня! Крысы, снова бегают и кусают меня! Крысы!                     Стражи с палками, они будут тыкать меня снова !! Братья.. придут за мной! Обязательно.. придут!!

Тобчи-Хан коротко приказал табибу:                                                                                          –  -Вылечить моего мухтасиба ! —  и повернувшись,  ушел по своим делам.

В трапезной тихо вытирала слезы Гульнара.  Она, наверное,  единственная во дворце, искренне жалела Дахира.

Дахир пришел в себя через 12 лун. Хан, узнав об этом, пришел   проведать верного слугу. Дахир страшно исхудал за эти дни, а в его коротко стриженных  , темно-русых  волосах, подобно   вечному снегу, лежащему на шапках гор,  поселилась седина.

Увидав хана, мухтасиб, качаясь от слабости, согнулся в поклоне,   и еле слышно произнес:                                                                                                                                                — -Повелитель, я.. хочу выйти из дворца . Мне нужно накормить девять нищих и  просьба.. пусть выпустят из темницы девять узников.. Тобчи-хан чуть прищурился и мягко произнес,  все поняв:

-Ты хочешь очистить душу и возблагодарить Аллаха за милосердие?!  Я правильно понял, Дахир? Хорошо, твоя просьба будет выполнена.  Тебе не стоит утруждать себя!

Слабый кивок головы в знак благодарности.

Смерть братьев, виновником которой он был, нервное потрясение, как считал  Дахир, посланное  Аллахом в наказание, сделали свое дело  — выжгли из разума и сердца мухтасиба, те,  еще дававшие ростки, побеги доброты и жалости к людям.

Отныне сколько бы ни было  отведено Дахиру   ходить  на этой грешной земле, его будут вести по жизни  холодный расчет, непрерывное лицедейство и   жесткая практичность, которым мало доступны житейские эмоции.