В пламени грехов и свершений

Олег Бобров. Облака плачут кровью. ч.2. гл.3

Когда уже миновали сельджукские владения  и завиднелись предгорья, за которыми  начиналась  держава Караханидов,  Дахир и воины,  сопровождавшие его,  стали на привал, ибо кони, могли пасть от бешеной скачки, продолжавшейся почти без перерыва две луны.

Воины занялись привычным делом, расставили караулы десятники, остальные выпаивали  и кормили коней, разожгли костры для приготовления ужина.

Дахир, сильно уставший , как и  все, лежал на кошме,  в своей походной палатке и как ни старался задремать, не мог погрузиться в объятия сна.

Что ждет его в Аталыке?  Почести или опала? Он знал отлично, что милость владык быстротечна и легковесна, словно знаменитые  шелка страны Хинд. Что за срочность, вызвала к жизни, письмо Хана? Что стряслось или может стрястись, если Тобчи — хану,  срочно понадобился, отстраненный от дворцовых дел,   мухтасиб? И что теперь предпринять?

Положиться на милость Аллаха и следовать приказу владыки, возвращаться? Или может, ночью, оседлать коня и бежать, не искушая судьбу? А есть ли уверенность, что перед поездкой, сотник охраны, не получил приказ, в случае, если будет мухтасиб  заподозрен в измене, пустить ему стрелу в спину или  отрубить ему голову?  И самое главное, о том, что был разговор с главой исмаилитов, хану говорить пока не имеет смысла.  Недаром у кочевников великой степи, есть  любимая с детства Дахиром, игра в «сто камней».  Кто положит в ямку последний камушек из горки, тот и победил.                                                                                                                                      С этими  мыслями, Дахир задремал.

Проснулся он , когда уже заалели первые, робкие полоски зари. Воины спали, перекликалась, стража. Дахир глянул на светлеющее небо,  и тихо пробормотав:  пробормотав «Иль Алла! Иль бисматулла» — решил положиться на судьбу    и выполнять приказ великого хана, то есть как можно скорее возвращаться в Аталык…

Хан глянув на Дахира, кивнул милостиво:

-Я рад видеть тебя в здравии добром, верный мой Дахир! Рад, что ты поспешил выполнить приказ мой. А сейчас рассказывай.

Дахир заговорил неспеша,  веско, обдумывая каждое слово:

-Великий хан, твой приказ выполнен. Сельджуки сейчас заняты делами своими, но они  готовы придвинуться к владениям нашим в миг любой. Чогрул-бек, уже стар и болен.  Он благосклонно отнесся к посольству нашему.  Что касается до возможных союзников,  то , как писал один поэт  «Ты не бойся врага, если враг твой таков, что и в доме уже он имеет врагов!» Сторонники шиитов, ходят бок о бок,  с обычными людьми в Рее, они подобны клинку, готовому в момент любой,  вылететь из ножен..

Он говорил, но ощущал, что мысли Тобчи-хана, заняты чем-то другим. Хан подпер ладонью голову  и кивнул:

-Ты сделал все правильно, верный Дахир! Ты заслуживаешь награды.

На достархан упал увесистый мешочек с монетами.

Дахир улыбнулся:

-Благодарю, милостивый повелитель!

Тобчи-хан погладил бороду,  с непонятной усмешкой,  и произнес:

-Подожди благодарить, мой славный Дахир! Это еще не все. С этого момента, ты —  мой первый хаджиб. Фирман об этом, уже подписан мной.

Дахир с трудом сдержал изумление,  но постарался выразить благодарность низким поклоном:

-Велика милость твоя, великий хан!  Нет границ ей! Преданность моя, будет беспредельна!

Тобчи-хан  чуть погрозил пальцем, с  легкой  дружеской укоризной:

-Опять лукавишь мой верный  слуга!  Опять обдумываешь, что сказать? Тебя занимает мысль, чем вызвана милость моя  и куда делся прежний  хаджиб,   у трона нашего  стоявший  почти два десятка весен?  Так спрашивай, не бойся, а еще лучше, если ты все увидишь собственными глазами,  Дахир.

С этими словами хан поднялся и указал новоявленному  хаджибу  на дверь:

— Пойдем, пойдем, Дахир!  Ты отсутствовал долго, за это время  кое-что переменилось…

Пыточный подвал дворца, так хорошо знакомый Дахиру, по-прежнему  пахнул кровью, рвотой, мочой, горелым мясом и людским ужасом. Палачи деловито возились со своими инструментами.  Двое  калили в огне  свои страшные орудия ремесла, еще один  смазывал маслом  винты на пыточном станке.  Увидав хана и Дахира, заплечных дел мастера склонились в поклоне.

Хан отмахнулся:

-Занимайтесь своими делами. Пойдем поглядим кое на кого, Дахир.

Два человека, висящие  на цепях  вяло раскачиваясь,  мало походили на людей.   Скорее  это были бесформенные  обгорелые туши .  Дахир пригляделся и в  полумраке  сумел распознать в несчастных бывшего первого  хаджиба и  бывшего казначея.

Тобчи-хан, пояснил негромко:                                                                                                                  -Именно они —  дети греха, выкидыши иблиса, требовали у меня головы твоей,  мой хаджиб,  обвиняя во всех грехах тебя.   Мало этого, в городе,  когда тебя не было, почти в три раза  подскочили цены на зерно и муку.  Я выяснил, что купцы сговорились с  хаджибом  и  казначеем  поднять цены,   скупили все запасы,  получили  от этого хорошую выгоду. И наказаны они сейчас за то, что  «ели хлеб хищения, пили мед беззакония».   Я с трудом ,  без крови,  предотвратил бунт черни.  Купцы получили по тридцать ударов палками на площади.  Смотри на это, Дахир, и помни, что  нет греха, который не остался бы не отмщенным.

И горечь послышалась в голосе хана, когда они уже покинули подвал пыток:                    -Они служили мне почти два десятка лет, Дахир! Но Шайтан наслал на них алчность,  и завтра они расстанутся с этим грешным миром! Есть еще одна причина,  что торопил я тебя с приездом, помимо того, что ты теперь главный хаджиб. Через два дня, я выступаю в поход на Шош.  Ханьский  наместник  сговорился  с  одним  из  караханидских  эмиров, Мусой эль Мульком, и  они  бряцают оружием и у границ наших.   Со мной  в поход идет мой сын Арбиль.  Это его первый поход. Аталык                    остается на тебя. Во время отсутствия моего ты будешь вершить от имени  моего! И помни, тяжесть власти ляжет на плечи твои.   И отвечать тебе головой,  хаджиб,  отвечать за все !

Едва правоверные совершили утренний намаз, как громкие звуки карнаев и дробный рокот барабанов огласили город, громким эхом отразившись  в тесноте улиц, спугивая тишину переулков. Глашатаи на рыночной площади, перебивая друг друга, завопили:

-Слушайте, жители и гости Аталыка! И не говорите,  что не слышали!   Именем Аллаха великого и милосердного!!! Сейчас на площади Талыка именем  великого и милости Ибрагима Тобчи-Хана, Бури-Тегина будут казнены преступники, чьи злодеяния и беззакония, привели  к многим бедам.

Толпа, собравшаяся у базарного помоста, радостно завопила:                                  -Велика справедливость великого хана!  Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Великий хан, щит правоверных!

Вскоре показалась процессия, впереди и по бокам шли воины городской стражи, сверкая начищенными доспехами, обнажив отточенные до зеркального блеска клинки.   В середине  двигались приговоренные к казни. Возглавлял процессию обреченных  бывший  первый хаджиб.

В пыточном подвале его изуродовали так, что теперь можно с большим трудом опознать в нем совсем недавно горделивого старика, бывшего в молодости  бесстрашным воином.

Одна рука у него висела плетью, ноги заплетались, лицо напоминало цветом баранью печень, губы распухли до такой степени, что походили на два свадебных пирога.   Несмотря на это ,  он шел, твердо глядя перед собой, не обращая внимания на толпу, улюлюкающую, предвкушая забаву.

Тучный казначей  с перебитыми ногами сам не мог двигаться, поэтому его, усердно угощая древками копий, тащили  под руки стражи.

Остальные приговоренные, человек пять, жались друг к другу, словно надеясь в час последний, сохранить тепло человеческое, рядом с теми, кому сейчас предстояла дорога в бессмертие.  Вот с обреченных сняли веревки. Два дюжих палача  на помосте разложили свои инструменты:  бритвенно-острые ножи, щипцы для сдирания кожи, топоры, клейма в маленькой жаровне, —  и словно лицедеи, принялись раскланиваться перед толпой, уверяя, что удовольствие от их работы, получат все.

Среди зрителей уже шныряли, зарабатывая свой грош, водоносы, продавцы хлеба и сладостей. Не стоит думать, что люди времени того, были патологическими садистами. В эпоху бесконечных войн, эпидемий и  бедствий, люди свыклись с мыслью о смерти. И казнь преступников относилась к категории не столь уж частых развлечений.

Бывший  хаджиб,  неожиданно  твердо ступая, поднялся на возвышение. Глашатай пророкотал:

-Рафиз эль Малик! Бывший первый хаджиб  Аталыка!  Приговорен к  смертной казни за преступления против великого хана.

Когда палачи подошли к несчастному, чтобы поставить его на колени, старик произнес сильным голосом, не соответствовавшему его  жалкому виду:                                       -Слово смертника и последнее желание смертника.

Руководивший казнью, начальник стражи, переглянулся с кади (судьей) сидевшим рядом и кивнул:

-Милостью Аллаха! Последнее слово и последнее желание.

Рафиз эль Малик, воздел руки к синему безмятежному небу:

-Да будет мир всем правоверным!  Молитесь за грехи мои, люди!  И желание последнее – дайте преломить хлеб,  дабы прощены грехи мои были и мусульмане не поминали меня злом!

Через секунду разломленная лепешка полетела в толпу.   Кто-то выдохнул:

-Да простит его Аллах!

С десяток голосов подхватили:

-Во имя Аллаха! Да простит его всевышний!

Палачи,  подождав , когда  обреченный сотворит молитву,  опустили старика на колени,  и кривой нож  одним движением прошелся по его морщинистому горлу….