Олег Бобров. Облака плачут кровью. ч.2. гл.3
Когда уже миновали сельджукские владения и завиднелись предгорья, за которыми начиналась держава Караханидов, Дахир и воины, сопровождавшие его, стали на привал, ибо кони, могли пасть от бешеной скачки, продолжавшейся почти без перерыва две луны.
Воины занялись привычным делом, расставили караулы десятники, остальные выпаивали и кормили коней, разожгли костры для приготовления ужина.
Дахир, сильно уставший , как и все, лежал на кошме, в своей походной палатке и как ни старался задремать, не мог погрузиться в объятия сна.
Что ждет его в Аталыке? Почести или опала? Он знал отлично, что милость владык быстротечна и легковесна, словно знаменитые шелка страны Хинд. Что за срочность, вызвала к жизни, письмо Хана? Что стряслось или может стрястись, если Тобчи — хану, срочно понадобился, отстраненный от дворцовых дел, мухтасиб? И что теперь предпринять?
Положиться на милость Аллаха и следовать приказу владыки, возвращаться? Или может, ночью, оседлать коня и бежать, не искушая судьбу? А есть ли уверенность, что перед поездкой, сотник охраны, не получил приказ, в случае, если будет мухтасиб заподозрен в измене, пустить ему стрелу в спину или отрубить ему голову? И самое главное, о том, что был разговор с главой исмаилитов, хану говорить пока не имеет смысла. Недаром у кочевников великой степи, есть любимая с детства Дахиром, игра в «сто камней». Кто положит в ямку последний камушек из горки, тот и победил. С этими мыслями, Дахир задремал.
Проснулся он , когда уже заалели первые, робкие полоски зари. Воины спали, перекликалась, стража. Дахир глянул на светлеющее небо, и тихо пробормотав: пробормотав «Иль Алла! Иль бисматулла» — решил положиться на судьбу и выполнять приказ великого хана, то есть как можно скорее возвращаться в Аталык…
Хан глянув на Дахира, кивнул милостиво:
-Я рад видеть тебя в здравии добром, верный мой Дахир! Рад, что ты поспешил выполнить приказ мой. А сейчас рассказывай.
Дахир заговорил неспеша, веско, обдумывая каждое слово:
-Великий хан, твой приказ выполнен. Сельджуки сейчас заняты делами своими, но они готовы придвинуться к владениям нашим в миг любой. Чогрул-бек, уже стар и болен. Он благосклонно отнесся к посольству нашему. Что касается до возможных союзников, то , как писал один поэт «Ты не бойся врага, если враг твой таков, что и в доме уже он имеет врагов!» Сторонники шиитов, ходят бок о бок, с обычными людьми в Рее, они подобны клинку, готовому в момент любой, вылететь из ножен..
Он говорил, но ощущал, что мысли Тобчи-хана, заняты чем-то другим. Хан подпер ладонью голову и кивнул:
-Ты сделал все правильно, верный Дахир! Ты заслуживаешь награды.
На достархан упал увесистый мешочек с монетами.
Дахир улыбнулся:
-Благодарю, милостивый повелитель!
Тобчи-хан погладил бороду, с непонятной усмешкой, и произнес:
-Подожди благодарить, мой славный Дахир! Это еще не все. С этого момента, ты — мой первый хаджиб. Фирман об этом, уже подписан мной.
Дахир с трудом сдержал изумление, но постарался выразить благодарность низким поклоном:
-Велика милость твоя, великий хан! Нет границ ей! Преданность моя, будет беспредельна!
Тобчи-хан чуть погрозил пальцем, с легкой дружеской укоризной:
-Опять лукавишь мой верный слуга! Опять обдумываешь, что сказать? Тебя занимает мысль, чем вызвана милость моя и куда делся прежний хаджиб, у трона нашего стоявший почти два десятка весен? Так спрашивай, не бойся, а еще лучше, если ты все увидишь собственными глазами, Дахир.
С этими словами хан поднялся и указал новоявленному хаджибу на дверь:
— Пойдем, пойдем, Дахир! Ты отсутствовал долго, за это время кое-что переменилось…
Пыточный подвал дворца, так хорошо знакомый Дахиру, по-прежнему пахнул кровью, рвотой, мочой, горелым мясом и людским ужасом. Палачи деловито возились со своими инструментами. Двое калили в огне свои страшные орудия ремесла, еще один смазывал маслом винты на пыточном станке. Увидав хана и Дахира, заплечных дел мастера склонились в поклоне.
Хан отмахнулся:
-Занимайтесь своими делами. Пойдем поглядим кое на кого, Дахир.
Два человека, висящие на цепях вяло раскачиваясь, мало походили на людей. Скорее это были бесформенные обгорелые туши . Дахир пригляделся и в полумраке сумел распознать в несчастных бывшего первого хаджиба и бывшего казначея.
Тобчи-хан, пояснил негромко: -Именно они — дети греха, выкидыши иблиса, требовали у меня головы твоей, мой хаджиб, обвиняя во всех грехах тебя. Мало этого, в городе, когда тебя не было, почти в три раза подскочили цены на зерно и муку. Я выяснил, что купцы сговорились с хаджибом и казначеем поднять цены, скупили все запасы, получили от этого хорошую выгоду. И наказаны они сейчас за то, что «ели хлеб хищения, пили мед беззакония». Я с трудом , без крови, предотвратил бунт черни. Купцы получили по тридцать ударов палками на площади. Смотри на это, Дахир, и помни, что нет греха, который не остался бы не отмщенным.
И горечь послышалась в голосе хана, когда они уже покинули подвал пыток: -Они служили мне почти два десятка лет, Дахир! Но Шайтан наслал на них алчность, и завтра они расстанутся с этим грешным миром! Есть еще одна причина, что торопил я тебя с приездом, помимо того, что ты теперь главный хаджиб. Через два дня, я выступаю в поход на Шош. Ханьский наместник сговорился с одним из караханидских эмиров, Мусой эль Мульком, и они бряцают оружием и у границ наших. Со мной в поход идет мой сын Арбиль. Это его первый поход. Аталык остается на тебя. Во время отсутствия моего ты будешь вершить от имени моего! И помни, тяжесть власти ляжет на плечи твои. И отвечать тебе головой, хаджиб, отвечать за все !
Едва правоверные совершили утренний намаз, как громкие звуки карнаев и дробный рокот барабанов огласили город, громким эхом отразившись в тесноте улиц, спугивая тишину переулков. Глашатаи на рыночной площади, перебивая друг друга, завопили:
-Слушайте, жители и гости Аталыка! И не говорите, что не слышали! Именем Аллаха великого и милосердного!!! Сейчас на площади Талыка именем великого и милости Ибрагима Тобчи-Хана, Бури-Тегина будут казнены преступники, чьи злодеяния и беззакония, привели к многим бедам.
Толпа, собравшаяся у базарного помоста, радостно завопила: -Велика справедливость великого хана! Во имя Аллаха, милостивого и милосердного! Великий хан, щит правоверных!
Вскоре показалась процессия, впереди и по бокам шли воины городской стражи, сверкая начищенными доспехами, обнажив отточенные до зеркального блеска клинки. В середине двигались приговоренные к казни. Возглавлял процессию обреченных бывший первый хаджиб.
В пыточном подвале его изуродовали так, что теперь можно с большим трудом опознать в нем совсем недавно горделивого старика, бывшего в молодости бесстрашным воином.
Одна рука у него висела плетью, ноги заплетались, лицо напоминало цветом баранью печень, губы распухли до такой степени, что походили на два свадебных пирога. Несмотря на это , он шел, твердо глядя перед собой, не обращая внимания на толпу, улюлюкающую, предвкушая забаву.
Тучный казначей с перебитыми ногами сам не мог двигаться, поэтому его, усердно угощая древками копий, тащили под руки стражи.
Остальные приговоренные, человек пять, жались друг к другу, словно надеясь в час последний, сохранить тепло человеческое, рядом с теми, кому сейчас предстояла дорога в бессмертие. Вот с обреченных сняли веревки. Два дюжих палача на помосте разложили свои инструменты: бритвенно-острые ножи, щипцы для сдирания кожи, топоры, клейма в маленькой жаровне, — и словно лицедеи, принялись раскланиваться перед толпой, уверяя, что удовольствие от их работы, получат все.
Среди зрителей уже шныряли, зарабатывая свой грош, водоносы, продавцы хлеба и сладостей. Не стоит думать, что люди времени того, были патологическими садистами. В эпоху бесконечных войн, эпидемий и бедствий, люди свыклись с мыслью о смерти. И казнь преступников относилась к категории не столь уж частых развлечений.
Бывший хаджиб, неожиданно твердо ступая, поднялся на возвышение. Глашатай пророкотал:
-Рафиз эль Малик! Бывший первый хаджиб Аталыка! Приговорен к смертной казни за преступления против великого хана.
Когда палачи подошли к несчастному, чтобы поставить его на колени, старик произнес сильным голосом, не соответствовавшему его жалкому виду: -Слово смертника и последнее желание смертника.
Руководивший казнью, начальник стражи, переглянулся с кади (судьей) сидевшим рядом и кивнул:
-Милостью Аллаха! Последнее слово и последнее желание.
Рафиз эль Малик, воздел руки к синему безмятежному небу:
-Да будет мир всем правоверным! Молитесь за грехи мои, люди! И желание последнее – дайте преломить хлеб, дабы прощены грехи мои были и мусульмане не поминали меня злом!
Через секунду разломленная лепешка полетела в толпу. Кто-то выдохнул:
-Да простит его Аллах!
С десяток голосов подхватили:
-Во имя Аллаха! Да простит его всевышний!
Палачи, подождав , когда обреченный сотворит молитву, опустили старика на колени, и кривой нож одним движением прошелся по его морщинистому горлу….