Памяти Поэта

Сергей Ланевич

Прохожий, стой…  в начале лета
Остановись в потоке дней —
Мы чтим убитого Поэта
Печальной Родины моей…
Я не приветствую традиций —
Поэтов лучших убивать —
Но вот смотрю в родные лица…
И как же мне не замечать,
Что на примете все таланты,
Поэтов стало на учёт.
Отдельной строчкой эмигранты
И только.. Классики — не в счёт…
Они и классиками стали,
Когда на тот шагнули свет…
Но тот, кого не убивали,
Неполноценен, как поэт…
Есть и покруче претенденты-
Кто в тридцать семь, кто в сорок два —
О них слагаются легенды,
Жужжит досужая молва…
И жизнь кипит особым чином.
Когда такой переучет,
Что делать истинным мужчинам,
Бросать монету — чёт — не чёт?!
Хотя, есть выход — застрелиться…
Или кого-то застрелить…
А можно просто засветиться —
Начать всю Правду говорить!
Ах, да! О Пушкине —
Пристойно!..
Нам и во век не дорасти…
Перо писателя  достойно,
Жаль, что его нельзя спасти.
Пока что время неподвластно…
Мы все исправим, дайте срок!
Дантес промажет, это ясно,
Совсем чуть-чуть, на волосок…
Не будет гибели Поэта —
Мы ждём его прекрасных строк,
А он решил, что хватит Света,
Да, и писать уже не мог…
Да, выбор труден, так бывает —
Решает каждый…по себе…
И, если Пушкин выбирает
Такой вираж в своей судьбе…
То, значит есть святое право.
Тому, кто прямо шел уже,
Разрешено сходить направо
Или налево, по душе…
Не покушайтесь на свободу…-
Пусть автор пишет в меру сил…
Я сел писать Поэту оду,
А получился водевиль…
Но я люблю и стиль летящий,
И слов невиданной запас,
Язык изысканно-блестящий
И невозможно острый глаз…
Слуга таинственных мгновений,
На протяженьи многих лет
Он посвящал свой чудный Гений
Той, что на свете краше нет!..
Любил писать стихи и прозу
Среди осенней тишины,
Любил снега, любил морозы
И нежность рук своей жены.
Любил детей смешные ссоры,
Любил скрипучий клавесин…
Любил, как «водит разговоры»
В углу вздыхающий камин…
Читал стареющие КНИГИ…
Любил бумаги белый лист,
Любил домашние «интриги»…
Но никому не говорил,
Как ему дороги заботы,
Домашний взбалмошный уют
И как подходит для работы
И тёплый плед и пенный брют…
Он был стареющий мечтатель…
Какая старость в… тридцать семь?!
Он был товарищ и приятель,
Каких на свете нет совсем!..
Но, все же гибельного груза
С друзьями он не разделил,
Хотя для тайного Союза
Не пожалел когда-то сил…
Его как будто миновала
Так зло щипящая коса…
Лишь кудри чуть пощекотала,
Да боль наполнила глаза…
Тогда и первые седины   —
Но ничего не помогло,
И резко горькие морщины
Легли на гладкое чело…
Он пережил немало горя,
Попал в опалу, как-то сник
И жил в избе у синя моря,
Как будто сказочный старик…
А в тридцать семь и честь задета,
И за спиною шепчет свет,
О нежных шалостях Поэта,
Которых не было и нет…
О милом ангеле Наташе
Судачат злые языки…
Он о себе не думал даже
Там, у заснеженной реки,
Когда сошлись и дуло в дуло,
Когда прицелился Дантес…
Звезда кровавая мигнула
И жарко рухнула с небес…
В глазах сиреневые мушки…
Рука трясётся, как на грех…
Он крикнул громко: «Ай, да.. Пушкин…»-
Когда Дантес упал на снег!..
В домах в ту ночь горели свечки,
Топили печи впопыхах…
Ушёл Поэт от Чёрной речки,
Растаяв в белых облаках…
Зашло великое Светило…
Зашло, похоже, насовсем…
А если что-то и всходило,
Кончалось цифрой тридцать семь!..